на главную

карта

об авторах сайта

 контакт

     
 

 
 
"Джоконда" - система парадоксов в

творчестве Леонардо да Винчи

купить книгу: sinizin38@mail.ru
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

                                                                                                                                                                 

 Е. Синицын, О.Синицына

Тайна творчества гениев (фрагменты из книги)

Стремление к новизне

                                                                                                                                                             

В период, когда развиваются способности, когда идет отбор материала, когда формируется духовный склад личности - творчество начинается с подражания. Самые оригинальные художники, поэты или композиторы сначала подражают уже признанным, являются чьими-то последователями или учениками, поскольку сначала воображение не располагает обширным материалом. В стремлении достигнуть полного совершенства автор глубоко погружается в свой внутренний мир и, разрывая с привычными образцами, он уходит в неизведанные пространства мысли, чувств, сюжетов и событий. Толчком для этого могут стать не отпускающие ни на минуту внешние обстоятельства и внутреннее чувство необходимости вырваться из тисков утомительного старого.  

В художественном творчестве чувство новизны – это почти мистическое ощущение. К. Ясперс писал, что мир художественного творчества поляризован по одной оси: «на одном полюсе – те завершенные, замкнутые в своем космосе творения, в связи с которыми не возникает вопросов ни о других работах, ни о какой-либо экзистенции; творения, дарящие почти вневременное наслаждение своей благословенной красотой; но на другом полюсе – те постоянно встречающиеся в истории западного искусства работы, которые воспринимаются как выражение некой экзистенции, как частные решения, как этапы какого-то пути…», это те предельные случаи новаторства,  которые трудно оценить сразу (107, с.202).

В поисках новизны есть одно важнейшее свойство – это иррациональное искусство отбора – как предпочесть одно сочетание другому. А. Камю в книге «Бунтующий человек» приводит слова Э. Делакруа: «Суть живописи также состоит в отборе. Даже гений, – писал Делакруа, размышляя о своем виде искусства, - это всего лишь дар обобщения и отбора» (Цит. по 37, с.318).

Эжен Делакруа "Смерть Сарданапала"

Эжен Делакруа "Нагая женщина на диване"

 

Хотя в творчестве любое повторение бессмысленно, ибо каждый период в истории культуры обладает своими идеями, своим стилем, своей формой, но все изменения, – полагал Ортега, – происходят лишь в пределах одного общего типа. Но наступает новый период, – продолжает он, – и «некогда великолепный родник иссякает», поскольку все возможные комбинации (в пределах одного типа) исчерпаны. «Поэтому можно считать удачей, что одновременно с подобным оскудением нарождается новое восприятие, способствующее расцвету новых талантов» (60, с. 227).

Но здесь возникает тот самый трагический вопрос, ответить на который однозначно почти невозможно. Почему многие из тех, кто опередил свою эпоху, кто перешагнул пределы уже ставшего привычным, остаются непризнанными? Ван Гог за всю жизнь продал только одну картину.

Изначальное стремление к новизне свойственно любой творческой личности. Размах этого стремления определяет пределы, не переступая которых, обычное мышление остается таковым, но как только границы нарушены – новизна, пугающая консервативные стереотипы, становится мощным побуждающим фактором, взламывающим старое и привычное. Новизна абсурдна. Она тревожит и одновременно манит. И потому гений абсурден. Абсурд рождает бунт, – считал Камю, – а бунт это всегда новизна.

Слабость обыденного мышления проявляет себя в отказе от бунта и смирении перед старыми формами. В старых формах отсутствует красота новизны. Но внезапно опасность бунта становится привлекательной, и тогда в красоте риска находит себя источник творческой силы. Мощным потоком новые смыслы встраиваются в систему прежних структур, они прорывают оковы старого, сдаваясь перед пламенным натиском новизны, и тогда начинается ее путешествие в лабиринтах структур и  переход за пределы обыденности в сторону неизведанного. Неотвратимо одним за другим вступают в действие все принципы творческого мышления.

И. Стоун в книге «Муки и радости» так описывает сомнения скульптора: «Натура Микеланджело требовала сказать нечто свое, самостоятельное. Но что скажешь нового и оригинального о распятом на кресте Иисусе, если его ваяли и писали красками уже столько веков? И хотя замысел распятия все никак не прояснялся, Микеланджело хотелось создать особенно прекрасную вещь... Он подолгу стоял перед Распятием Донателло в церкви Санта Кроче, дивясь величию замысла этой работы. Какие бы чувства ни хотел пробудить в зрителе Донателло, он великолепно передал ощущение силы, соединение с идиллической мягкостью, способной простить и в тоже время побороть, сломить сопротивление, готовность исчезнуть, рассыпаться в прах и, если надо, воскреснуть. Все это было чуждо Микеланджело, хотя, по-видимому, Донателло выразил тут свою душу. Микеланджело никогда не понимал, почему Господь Бог сам не мог совершить всего того, ради чего он послал на землю сына. Зачем был нужен господу сын? Изысканно красивый, тихий Христос Донателло говорил ему: Все свершилось так, как хотел Господь Бог, все было предопределено. И легко смириться и благословить свою судьбу, когда она уже предрешена. Я был заранее готов к этим мукам». Но такой взгляд на события Микеланджело не мог принять по своему характеру. Он возвратился к своему верстаку и стал размышлять с карандашом и пером в руках. На листе бумаги появилось лицо Христа, оно говорило: «Я умираю в муках, но страдаю я не от железных гвоздей, а от грызущих меня сомнений» (79, с. 267). Увидев образ страдающего человека, а не божества, скульптор запечатлел в «Распятии» боль человека, страдающего высшей формой страдания – сомнения.

Интенсивная деятельность бессознательных процессов прокладывает дорогу новизне, вклиниваясь в прежние структуры знания. Сознание ассимилирует наиболее ярко окрашенные эмоциональными переживаниями новые впечатления. И они прочно закрепляются в памяти. Интенсивность бессознательных процессов у гения неизмеримо выше, чем у обычных людей. Мысль протекает непрерывно по траекториям, которые островками сначала прочерчивает в сознании интуиция, соединяя одну структуру с другой. Так каждая, последующая структура поглощает предыдущую, создавая замысловатую сеть понятий и образов. У гениев этот процесс непрерывен и кончается только с их биологической жизнью.

Следуя мысли Бергсона, можно сказать, что развитие структур и смыслов становится творческой эволюцией. Происходит восстановление прошлого по настоящему. Эволюция смыслов в психике гениев развивается стремительно, перерастая в поток импульсивных интуитивных озарений. Это могучее неосознанное влечение, в нем и стремление к превосходству, и к совершенству, и индивидуальность, и напряженность психики предчувствующей будущее. Быстрая обработка информации и ее фильтрация с целью отбора нужных связей, новых понятий, новых смыслов, в конечном итоге, образования новых смысловых структур – происходит в сознании и бессознательном. Необходимость распаковывания новых смыслов требует больших усилий, но спасает концентрация психической энергии. Доминирующий очаг возбуждения в коре больших полушарий мозга распространяет мощные волны электрических импульсов – с одной целью – удовлетворить жажду новизны. Радость озарения приходит, когда желанная новизна фиксируется возбужденным сознанием и происходит медленная ассимиляция мозгом новых структур и новых смыслов. Новизна непредсказуема, опасна и противоречива, и в этом ее главная ценность.

Много факторов в психике гениев, которыми можно объяснить новизну их творчества. Ясперс феномен новизны связывает с особыми состояниями психики творческого человека. Когда бессознательное начинает играть бòльшую роль, «взрывая цивилизационные ограничения», тогда возникает и «близость к снам и мифам и к детской психической жизни. Это представление об оковах и освобождение от них может иметь несколько смыслов» (107, с.230). Освобождение от оков традиционализма равносильно обнаружению новых путей в развитии смысловых структур в творчестве.

Ван Гог писал о своем искусстве: «…вместо того чтобы воспроизводить то, что я вижу передо мной, я пользуюсь цветом, как хочу, чтобы сильнее выразить себя… Я преувеличиваю золотистость волос. Я прихожу к оранжевым тонам, к хрому, к светло-лимонному. За головой вместо обычной стены обыкновенной комнаты я пишу бесконечность. Я делаю фон густо синим, самым сильным, как только могу. И тогда золотистая, светящаяся голова на густо синем фоне производит мистический эффект, как звезда в глубокой лазури… …Выразить мысли, спрятанные во лбу, излучением светлого тона на темный лоб, выразить надежду – звездой, горение какого-то существа – сиянием заходящего солнца» (Цит. по 107,  с. 197).

Искусство Ван Гога поставило поиск истины так: экзистенциальные вопросы можно передать слиянием цветов и их символикой. Цвета выражают как атмосферу мира, так и внутренние ощущения человека – его страдания, любовь, размышления, но создают эффект незаконченности, незавершенности мысли художника по отношению к этим экзистенциальным вопросам. Анализируя творчество Ван Гога в контексте его болезни, К. Ясперс писал, что у Ван Гога, может быть, вообще нет ни одной абсолютно законченной работы, а если и есть, то для зрителя, который превратно истолковывает художественное значение этой работы. Ясперс пишет, что «взятые в отдельности, его работы, наверное, очень сильно уступали бы великим произведениям искусства второй половины тысячелетия, но его экзистенция, взятая как целое, достигает небывалой высоты» (107, с.202).

Ван Гог "Ночное кафе в Арле"

ВАн Гог "Стая ворон над хлебным полем"

     

Несмотря на все попытки последователей и эпигонов художника, никому не удалось к нему приблизиться. О состоявшейся в 1912 году в Кельне выставке экспрессионистов К. Ясперс написал: «…рядом с удивительными картинами Ван Гога можно было видеть экспрессионистское искусство всей Европы, замечательное своим однообразием, иногда возникало такое чувство, что сумасшедший Ван Гог оказался в вынужденном гордом одиночестве среди толпы тех, которые хотели бы быть сумасшедшими, но чересчур для этого здоровы» (107, с. 237).

Искусство побуждает искать новые формы. Они развиваются через поиск новых смыслов, новых деталей в передаче чувств, мыслей, интуитивных образов и ощущений.

Уникально по своему новаторству творчество Сезанна. Он изменил систему перспективы и способ изображения пространства, что до этого казалась незыблемым законом в живописи. Возможно, что переворот Сезанна в живописи равносилен идее относительности в физике. Идеи эксперимента в области цвета восходят к научным экспериментам Ньютона и других ученых, положивших начало исследованию природы света (в частности, разложения света) и цвета. «Результатом конфликта между миром науки и искусства, – пишет Линдсей, – явилось возвеличивание цвета и света как активных принципов, противостоящих области механицизма» (49, с.173). Импрессионисты по-новому решили проблему художественной выразительности. Сюжет стал нести подчиненное по отношению к цвету значение. Сюжет был нужен ради тонов, а не ради самого сюжета; это то, что выделяет импрессионистов среди остальных художников, но тона и оттенки были ничем иным, как их способом морального и социального подхода к жизни, – пишет Линдсей, – «это было катарсисом, моментом откровения нового, нарождающегося мира».

Поль Сезанн "Купальщики"

Поль Сезанн "Большие купальщицы"

                                                                                       

Поль Сезанн  "Тающий снег в Эстаке"

Поль Сезанн "Дом и дерево"

Поль Сезанн "Пейзаж"

В новаторстве выражается разрыв с прежними структурами творчества, поэтому среди всех факторов творчества новаторство занимает особое положение. Как только стремление к новизне исчезает, следом за ним исчезает оригинальность творчества и сразу уменьшается сила воображения и фантазии, творчество превращается в копирование привычного. 

Прежние века, – пишет Юнг, – почти не знали, что такое умственное напряжение и сосредоточение, но любознательные умы древности задавались вопросами. Но вопрос «отчего стоявшие на высоте античные знания по математике и механике в союзе с беспримерным искусством человеческой руки в античном мире – не дошли до того, чтобы известные первоначальные технические приемы (например, принципы простых машин) развить за пределы игры и курьезов и довести до действительной техники в современном смысле. На это с необходимостью можно дать лишь один ответ: древним не доставало (за исключением немногих гениев) способности с таким напряженным вниманием следить за изменениями неодушевленной материи, чтобы мочь творчески и искусственно воспроизвести какой-нибудь естественный процесс… им не доставало тренировки определенно-направленного мышления…» (104, с.32). И это определенно направленное мышление, по словам Юнга, стало началом того процесса, который можно считать творческим в собственном смысле этого слова.

 

Все права защищены. Ни одна из частей настоящих произведений не может быть размещена и воспроизведена без предварительного согласования с авторами.


 

                                                                       Copyright © 2010