Творческая жизнь Леонардо да Винчи. Роман.

"Джоконда" - система парадоксов в творчестве Леонардо да Винчи

Е. Синицын

Вновь работа над образом Джоконды.

Пришла зима 1504 года. Зимнее солнце медленно из предутренней пылающей красноватым цветом зари, поднималось над небосклоном. Январские пасмурные дни стерли воспоминания радужного лета, которые по законам природы исчезали из памяти. Вовсе не было цели пережить ненастную зиму, и пока еще не наступили любимые Леонардо утренние весенние туманы, которые никогда его не огорчали как осенние, потому как лишь весна несет радостное изобилие и приятное тепло солнечных лучей, храбро и стремительно пронзающих утреннюю дымку. Несмотря на зимнюю непогоду, Леонардо, находясь в энергичном и приподнятом настроении, стремительно вникал в художественный замысел сражения, не задумываясь и не предвидя будущих событий. Январь на удивление пролетел быстро. Зимой в феврале флорентинцы, озабоченные своими делами, сновали по улицам завернутые в подбитые мехом плащи. Хуже было, когда сырость наступала на город, тогда спасаясь от нее, в богатых домах топили камины. Суета на улицах уменьшалась. Джоконда, завернувшись в теплый плащ и устроившись поудобнее в повозке, спешила в мастерскую Леонардо. Теперь они встречались редко. Леонардо обдумывал, как на портрете передать различные душевные состояния своей натурщицы. Недели шли за неделями, наконец, у Леонардо выдался свободный день, и он послал к Джоконде своего ученика Больтраффио выяснить, когда синьора найдет возможность приехать позировать. Такой день выдался с обоюдным хорошим настроением у маэстро и его модели. Радостная от предстоящей встречи Джоконда снова появилась в мастерской маэстро. И Леонардо приступил к осуществлению своей основной идеи. Имея множество набросков улыбок Джоконды и десяток рисунков, Леонардо и на этот раз пытается найти общее платоновское в улыбках и в выражении глаз Джоконды.

Разработка платоновской темы продолжается. Леонардо не отступает от своей основной идеи, стараясь поймать исчезающую двусмысленность ее улыбки. Джоконда погружается все глубже в себя. Ее вдохновение легко, и для нее оно неосязаемо.

Леонардо спешит, берет со стола второй лист бумаги, рука с пером работает быстро, и через полчаса появляется еще один набросок, на нем несколькими штрихами художник торопится найти образ двусмысленности, нет, не улыбки, что гораздо труднее – ее взгляда. Он не удовлетворен, то, что хотел, не получилось. Резким движением руки Леонардо, почти лихорадочно, поскольку он спешит, откладывая лист с рисунком, тут же протягивает руку к стопке листов, точное движение и следующий лист бумаги оказывается на мольберте. Леонардо сосредоточенно вглядывается в глаза Джоконды. Они улыбаются, пряча что-то сокровенное внутри этой улыбки. Он догадывается, что она прячет, но делает вид, что это ему незнакомо. Молниеносно набрасывает Леонардо ускользающее выражение глаз. «Кажется, удалось», – шепчет он, и пристально переносит взгляд то на глаза Джоконды, то на ее улыбку.

Наконец, наброски отдельных черт лица сделаны, наступает блаженная пауза, Леонардо отходит в сторону и смотрит на сидящую женщину со стороны. Вот оно то, что он ищет уже несколько недель, ничем неискоренимое воспоминание о дворцовых представлениях сливается с помощью воображения с его отдаленным прошлым. С неистовой силой прошлое врывается в его сознание. Эта наполненная сдержанностью, с еще неясной или даже тайной страстью полуулыбка Джоконды, скрещенные руки, небольшой поворот головы, напомнили ему вихревой арагонский танец испанских женщин при дворе Лодовико Моро. Испанские танцовщицы с резкими отрывистыми движениями рук и тела не стеснялись открыто выражать свои чувства и дерзко бросали взгляды на своих кавалеров.

Всматриваясь в неподвижную фигуру Джоконды, Леонардо размышляет: «Она неподвижна, воспоминание ли тому виной или причина воображения, уносящегося в прошлое, двусмысленный взгляд Джоконды?». Ему безразлична сама истина импульса, который мгновенно доставляет ощущение из головы в его чуткую руку. Раздумывать некогда, все лишнее отвлекало бы его от цели. Леонардо сосредоточен на достижении своего ясного желания художника – изобразить в набросках и рисунках сущность сидящей перед ним женщины, ее то материнскую, то коварную, то обольстительную улыбку.

Неумолкающие в сознании Леонардо мысли об особенностях женской природы, оттесненные в далекие уголки памяти, не могли не всплыть, когда рука художника наносила тончайшие слои красок на картину. В лабиринте троп, которыми устилает судьба жизнь человека, предлагая ему самому выбрать единственную тропу, ведущую его к цели. Человек счастлив, если он не ошибется. Бросая взгляд то на Джоконду, то на мольберт, Леонардо явственно понял, судьба идет, не таясь, открыто, к нему навстречу. Все зависит лишь от него самого: нет необходимости испытывать унижение, смиряя свою гордость, предлагая себя в качестве скульптора для памятника династии Сфорца, а потом, когда сделана глиняная модель лошади, выпрашивать бронзу для отливки глиняной модели у ничего не смыслящего в искусстве герцога Лодовико Моро. Нет необходимости волноваться за свое творение из-за нашествия вооруженного невежества. Никто в Италии не может превзойти Леонардо в искусстве написания женских портретов, и никто из самых великих художников не может с ним сравниться по глубине замыслов. Время позирования закончилось и они расстались.

Джоконда вышла из мастерской, на улице ее поджидал Риккардо. Он помог синьоре забраться в повозку, а сам вскочил на лошадь и они поехали домой. Лошадьми управлял пожилой возница. Вежливый Риккардо, чуть тормознув лошадь, поравнявшись с повозкой, с участием, обратился к Джоконде.

– Синьора, как вы себя чувствуете, – спросил сопровождающий ее слуга.

– Риккардо, ты устал меня ожидать, – спросила слугу Джоконда.

– Нет, я вам скажу правду. Ко мне подходили любопытные флорентийцы, они давно заметили, что вы часто ездите к маэстро.

Джоконда оживилась.

– Что они спрашивали у тебя.

Риккардо смутился и, наклонившись с лошади, никак не решался что-то ответить синьоре.

– Говори, – повелительно сказала Джоконда.

– Не могу, – тихо произнес Риккардо.

– Почему

– Их любопытство грешно.

– Грешно, – воскликнула Джоконда и засмеялась, скрывшись в коляске, потом снова выглянув, спросила еще раз:

– Риккардо, я не хочу допытываться, но открой правду. Как бы она не была стыдлива.

Джоконда тихо засмеялась, ей было приятно от своей догадки, приятно еще и потому что уроки маэстро не пропали даром.

Риккардо набрался храбрости и прошептал.

– Они намекают, что вы …, что ваш супруг …обманут...

Он перестал говорить и отклонился, выпрямляясь на лошади.

– Да уж, сплетникам дай волю… и что они еще говорят.

Джоконда неожиданно почувствовала, как в ней проснулось честолюбие. Вот они уроки маэстро, о ней заговорили флорентийцы.

– Они судачат, что маэстро сделал вам повозку для поездок, чтобы вы в ней скрывались от людских глаз.

– Они невежи и злобствуют, – Джоконда выглянула из окна на улицу и громко сказала, – хочешь знать, почему они злобствуют и клевещут, потому что флорентийцы самые завистливые итальянцы, не их жен или дочерей рисует маэстро. Почему? Потому что маэстро не соглашается писать их портреты, аристократкам он тоже отказывает, отдает заказы своим ученикам. Он мне показывал их картины.

Так они и ехали, потом Джоконда приказала: «Поедем быстрее» и вскоре они уже подъезжали к купеческому дому.

Как всегда, Франческо ожидал супругу и все настойчивее выглядывал на улицу.

За обедом Франческо не выдержал и, отдавая дань своему нетерпению, спросил супругу:

– О чем вы чаще беседуете с маэстро?

– О моей красоте, – спокойно, не смутившись, отвечала ему она.

– О красоте? – удивился Франческо, и в голосе Франческо Джоконда уловила оттенок ревности.

– Да, синьор, о красоте, – невозмутимо ответила Джоконда.

– Неспроста маэстро заостряет внимание на твоей внешности. Ты не почувствовала, что маэстро от тебя хочет, – неожиданно спросил супругу Франческо.

Чувство ревности лишило Франческо обычной сдержанности. Лиза пропустила вопрос супруга и перевела разговор на то, что ее интересовало в наибольшей степени. Ей было любопытно мнение мужа.

– Он просит меня улыбаться на каждой встрече по-новому, – ответила ему Джоконда.

Франческо удивился, вскинув брови, теперь он уже не скрывал неудовольствия на своем лице. А Лиза продолжала свою мысль, не обращая внимания на недовольную мину Франческо.

– Не только нежной улыбкой или материнской, но и высокомерной. Маэстро ищет такое положение моей фигуры, которое бы отвечало его намерению понять мою душу... Я так думаю… Однажды маэстро промолвил, я этого не могу забыть… его слова горят у меня в голове…

– Что он тебе сказал, – еле сдерживаясь, воскликнул Франческо.

– Во мне есть трудно постигаемая таинственность женщины, и он думает, как ее изобразить.

– Так и сказал, – протянул разочарованный Франческо, – трудно постигаемая таинственность… Лиза, ты красива, но что в тебе загадочного, – искренне и с облегчением удивился Франческо, – может быть в аристократках, герцогинях и принцессах есть загадочность, а какую загадочность маэстро хочет найти в супруге купца?

Джоконда возмутилась, румянец окрасил ее щеки, теперь она не желала ничего скрывать, честолюбие проснулось в ее душе.

– Маэстро берет меня за плечи и разворачивает так, чтобы я ему позировала не прямо, глядя на него, а как бы сбоку. Я сижу, немного повернувшись к нему, а он ходит около меня и наблюдает с разных сторон. Я вижу, он что-то задумал. Но не объясняет.

– Маэстро с тобой хотя бы немного разговаривает.

– Да часто, говорит, повернитесь чуть-чуть, смотрите чуть-чуть влево. Он часто произносит слово чуть-чуть.

– Признайся, тебе трудно ему позировать.

– Нет, уверяю тебя, легко и приятно. Иногда устаю, тогда маэстро приглашает актеров, они поют, читают мне стихи, играют на лютне, а шут кувыркается. И мне становится весело.

Когда в доме флорентийского купца Франческо дель Джокондо происходили описанные события, Леонардо находился в состоянии не меньшей сосредоточенности, чем во время работы над портретом Джоконды. Он обдумывал устройство землечерпательной машины. И все больше времени проводил за осмыслением сюжета битвы при Ангиари.

Леонардо изучает небесные слои. Очередная встреча Леонардо

и Джоконды. Джоконда недовольна. Она догадывается,

о тайном замысле Леонардо.

Казалось, первый весенний месяц появился внезапно. Пасмурная, дождливая зима постепенно уступала наступающей на нее бурной весне. Весна с ее голубым и радостным небом, воркованием голубей, кружащимися в небе коршунами, загоралась предутренней зарей и алела длинной полосой над кромкой леса. Леонардо любил весну, когда солнце после зимы ярилось, поливая сады и пашни своими золотистыми лучами. Сцепленные в гирлянды облака, изображая праздник природы, лепили на небе беломраморные скульптуры. Облака плыли в бездонной голубизне, нежась на своих ложах, ни о чем не заботясь, как будто знали, что там далеко внизу бедное человечество суетится, борется друг с другом, пытаясь пренебречь их красотой и каждый миг времени, добывая и увеличивая все необходимое для своего существования. Природа, жалея людей, копошащихся в лавках, в садах и виноградниках, в каменоломнях и на полях, иногда милостиво поливала сухую землю обильными дождями. Хотя нередко она наказывала люд, посылая на землю молнии и грозы.

В 1504 году Леонардо держал в голове много самых разнообразных задач и был, обуреваем множеством идей. Занимаясь задачами трения, он искал, где это явление особенно ярко наблюдается и как всегда попробовал искать парадоксальную сущность этого явления. Однажды совершая прогулку на лошади и выехав в окрестности Флоренции, Леонардо любуясь голубизной небосвода, достал записную книжку и записал: «О трении небес: производит ли оно звук или нет. Всякий звук причиняется воздухом, ударяющимся о плотное тело, и если будет произведен двумя тяжелыми телами совместно, то происходит это благодаря воздуху, который их окружает, и такое трение стирает трущиеся тела. Отсюда следовало бы, что небеса при своем трении, не имея между собою воздуха, звука не произвели бы, и существуй такое трение, в самом деле, за столько столетий, в течение коих эти небеса вращаются, они были истерты столь огромной быстротой, совершающейся изо дня в день. И если небеса эти не отполированы при соприкосновении своего трения, следует, что будут они бугристы и шероховаты; поэтому соприкосновение их не сплошное, а если так, то образуется пустота, которой, как заключают, в природе нет». Трущиеся части слоев неба напоминают развевающиеся от вращения тела платья танцовщиц. Леонардо, записав эту свою мысль, тем самым отвлекшись от дум о картине и удовлетворив свое любопытство, заодно получив наслаждение от красоты очередного парадокса, вернулся к настоятельному требованию своего замысла о многоликости Джоконды.

Небесная красота, движение как своеобразный танец небес в данный момент было лишь побочной идеей, не связанной с изображением человеческой красоты. Связаны или не связаны побочные идеи с главной идеей, но они начинают оседать в памяти, непроизвольно группируясь между собой. Рано или поздно эти идеи собираются через своеобразные ассоциативные мостики вокруг одной главной идеи, когда внешние обстоятельства этому сопутствуют. Леонардо ощущал мощный приток энергии, который возбуждал в нем и собирал разнообразные впечатления из его обширной памяти, накапливал новые идеи в один мощный образ. Так случилось и в этот раз, при очередной встрече с Джокондой, когда он пристально всматривается в сидящую перед ним загадочную женщину. Пьянящая тайна очарования ее улыбки, подстегнутая любопытством, когда она вглядывалась в художника, стоящего перед мольбертом с кистью в руке. Что думала Мона Лиза, то знала лишь она сама и не спешила этим поделиться с художником, что думал художник, он ей не открывал. Прошел час, Леонардо, увидев, что его модель устала, обратился к ней.

– Синьора, вы были изумительны, я отдаю долг вашему терпению, на сегодня хватит.

Леонардо подошел к креслу и подал Джоконде руку. Она, опираясь на руку маэстро, плавно поднялась с кресла.

– Маэстро, хотя вы сказали, что вы довольны моим терпением, я не могу справиться с чувством: у меня переменчиво выражение лица. Это мешает вам сосредоточиться? – спросила Мона Лиза, сопровождая свой вопрос легкой улыбкой, в тайне ожидая поддержки от маэстро.

Они стояли друг против друга, оба молчали. Пауза затягивалась. Молчание Джоконды было естественно, ведь она никогда не забывала, чья рука держит кисть. Взгляд Джоконды становился вопрошающим и с каждой секундой все более тревожным. «Сказать ей правду или нет, – сомневался Леонардо, – она не понимает, и не понимала никогда сущности своей женской природы. Она и я, мы оба на тропе познания. Она ищет себя, а я в поисках, как написать портрет платоновской универсалии. Она позирует вдохновенно, но как всякий человек полна тщеславия, она не знает, каким выйдет ее портрет, и хотя верит мне, не желает, чтобы я открыл ее истинную сущность, потому что сама боится демонического начала в себе. И догадывается, что я своими, как она думает уловками, найду демона в ее обольстительности». Эти мысли в голове Леонардо пролетели молниеносно, но отчетливо и плавно ложились в русло всей идеи картины. Леонардо отвечал гордо притихшей красавице:

– Ваши тревога и волнение напрасны, я художник и обязан все в вас ловить, чтобы написав ваш портрет, я не услышал бы от вас синьора, когда картина будет завершена: «Маэстро я ли это, вы написали другую женщину, а обещали создать на картине мой портрет», что я вам отвечу. Подумайте, сколько труда и времени мы тратим, вы не хотите неудачи и я ее не желаю, потому я так медлителен, может быть, я обрекаю вас на небольшие мучения от наших совместных поисков, но знайте, чем больше мучений, тем совершенней картина.

Джоконда, как ей всегда удавалось, мгновенно преобразилась, мимолетная тревога с чуть заметным блеском печали в ее глазах, и чуть изогнутая линия ее губ теперь излучала благодарную, радостную улыбку, которая осветила ее лицо вместе с вспыхнувшими искрами в широко раскрытых глазах. Это был миг, когда, не зная почему, каким-то сверхестественным наитием, эта купеческая супруга поняла, она приобщается к вечности.

Неожиданно уставшее лицо синьоры засветилось, в ее глазах сверкнул огонь, усталость исчезла под влиянием какой-то внезапной мысли, на губах синьоры уже играла лукавая улыбка, что с ней произошло. Леонардо великий знаток кокетства растерялся. Они уже расставались, и вдруг такая изменчивость в его натурщице. Маэстро впервые со дня их всех встреч изумился. Его натурщица супруга флорентийского купца поймала самого мастера ставить интеллектуальные ловушки. Ужели ему неведом источник внезапного энергетического всплеска у синьоры? Ни тени усталости на лице Джоконды, на нем –отчетливая радость проблеска мысли, какую Леонардо наблюдал у своих учеников. Что это мастерство кокетки, или попросту Джоконда поймала миг наслаждения растерянностью маэстро? Вот оно великое искусство паузы, которым мастерски владел сам маэстро. А пауза все длится и длится. Огонь еще ярче сверкал во взоре синьоры. Так они и стояли друг против друга.

– Маэстро, – быстро проговорила Джоконда, – со всех сторон я слышу…, – она понизала голос, – эпоха Возрождения».

Ее мысль внезапно замерла у нее на устах, испугалась ли собственной смелости. Синьора не произнесла больше ни слова, не договорив до конца своей мысли. «Интересно, с каких это сторон и от кого она это слышит, не от купца ли своего супруга. Скорее источник другой. Не зря слух идет, у нее любовник сам Джулиано Медичи, сын Лоренцо Великолепного. Изнеженный эстет, покровитель искусства, любитель рассуждать об искусстве и философии Платона, скупающий, где только можно скульптуры античности. Так вот кто второй воспитатель этой красавицы, с двух сторон мы вызываем у супруги купца всплески возвышенности ее души. Как это прекрасно, что я не ошибся с выбором модели для своей великой идеи». Отрывочная фраза, когда она словно остановилась на полуслове, была вовсе недвусмысленна. Джоконда своим великим и часто неуловимым чутьем совершила точный укол во все композиции картин маэстро. «Она сейчас иная, я ли раскрыл ее ум», – пронеслось в голове Леонардо. Он понял ее намек.

– Синьора, вы мне намекаете, что Италия рождается в эту эпоху, в кружках, и встречах философов только и разговоров о Возрождении античности, но где на картинах сюжеты из античности. Вы упрекаете нас живописцев. Во Флоренции и Милане, в Риме, Венеции аристократы готовы за самые высокие цены покупать извлеченные из земли греческие скульптуры. Укоряете меня, ответьте прямо, я пишу мадонн, но где сюжеты, взятые из времен Древней Греции.

– Маэстро, о такой дерзости я не помышляю. Прошу вас маэстро, удовлетворите мое любопытство. Я догадываюсь, ответьте, я права, вас заботит, что вы до сих пор не написали картину о богах Древней Греции…, – вновь голос синьоры понизился, – я наслышана, что вы покорили поклонников вашего искусства сюжетами о христианстве, ваши девы Марии у нас в купеческой среде на слуху. Столько рисунков мадонн вы показывали мне, и на всех из них головы мадонн…. Объясните мне непросвещенной, когда я смотрю на греческие скульптуры, дух замирает.

Леонардо уже не сомневался, кто источник ее знаний о греческой скульптуре. Она себя выдала, хотя об этом не подозревает. Ее супруг не к тому ревнует. Как это прекрасно, что затеяла синьора этот разговор. Необходимо, если я не хочу, чтобы она потеряла вдохновение, открыть мою тайну. Леонардо подошел к ящику стола, вытащил из него кипу листов с рисунками, быстро стал перебирать их, достал четыре рисунка, подошел к уже растерявшейся синьоре и показал их ей. Джоконда с нескрываемым удивлением рассматривала рисунки. Догадки мелькали у нее в глазах, теперь пришла очередь растеряться ей.

– Кто эта синьора? – спросила Джоконда.

– Супруга спартанского царя.

– Нагая!?

– Зачем здесь лебедь? Он льнет к ней. Лебедь боится людей, он к ней прилетел?

И снова пауза. Леонардо улыбался.

– Синьора, это не лебедь рядом с обнаженной женщиной властелин Вселенной греческий могучий бог Зевс.

– Птица… бог.

– Синьора, позвольте просветить вас, Зевс великий соблазнитель из всех греческих богов, никто не мог устоять, перед его искусством соблазнять греческих богинь и земных красавиц, его победы бессчетны. Однажды Зевс узнал, что на земле живет красавица Европа. Зевс превратился в могучего быка и ходил около Европы, потрясая своими могучими рогами, он достиг своей цели. Красавица Европа не выдержала и села на спину быка, Зевс в образе быка помчался и унес Европу на своей спине. Прошло немало времени, и однажды Зевсу донесли, что у спартанского царя супруга красавица Леда, она любит обнаженной купаться в реке. Зевс превратился в белоснежного лебедя и прилетел к Леде. Она ничего не подозревает, любуется лебедем. Белоснежный лебедь, сам превратившийся в лебедя могущественный греческий бог Зевс приближается к обнаженной Леде вплотную. Синьора взгляните на другой рисунок. Своим правым крылом он обнимает нагое тело красавицы. По легенде Зевс своими лебедиными ласками соблазнил и овладел этой одинокой красавицей. Из больших лебединых яиц вылупились дети Леды. Всем известный сюжет из греческой мифологии. Я хочу написать картину, которую назову «Леда и лебедь».

Ошеломленная Джоконда кивнула головой, маэстро предстал перед ней совсем иным. Когда большинство флорентийцев и миланцев ближе сталкиваются с неимоверной многогранностью Леонардо, они поначалу не в состоянии представить, что в его голове неисчислимое богатство замыслов и идей. Эпизод с раскрытием еще одного будущего замысла написать картину закончился сам собой. Никаких недомолвок между маэстро и его натурщицей не осталось. Позднее, когда Джоконда уехала, Леонардо занялся осмыслением, чего он достиг в кристаллизации своего художественного замысла за время последней встречей с Джокондой. Что дает поворот фигуры Джоконды? Задача проста лишь на первый взгляд, но в ней много неясного для художника.

Леонардо погружается в танцевальный элемент композиции картины, является ли этот элемент в цепочке других элементов композиции прямым путем к совершенству. Леонардо вспоминал танцы во время балов, устраиваемых при дворе миланского герцога. Многие дамы на балу с завистью смотрели на вихрь чувств и вихрь трепещущих платьев арагонских танцовщиц. Кавалеры не в силах противиться наваждению, созерцая танцевальный бунт извивающихся тел, до предела эмоционально возбуждающих самих танцующих дам, испытывающих полубезумное наслаждение. Двигающиеся в ритм музыки женские тела, в развевающихся роскошных платьях, и все это впечатление усиливается сложными пластическими движениями рук и живота. Художник, не упускающий ни одной детали, не забывал эту гармонию женского облика с горящими огнем взглядами, в ореоле дерзких и напоенных чувствами улыбок и движениями гибких змеиных тел. Одно было ясно Леонардо: пластичность Джоконды развивается в очень медленном ритме. Она завораживает мельчайшими сменяющимися оттенками. Словно дуновение воздуха, неслышимого, но ощущаемого всеми клеточками тела, и пружина чувств сжимается.

Леонардо прилег на кровать, ничего не должно его отвлекать. Весь остальной мир исчезает, наступает спокойствие благодатное для размышлений. Есть совершенство творения и есть совершенство восприятия этого творения, творение только тогда приносит славу его создателю, когда оно совершенно. Эта истина не уходила из поля зрения Леонардо, когда он писал портрет Джоконды. Зритель, созерцающий картину и остающийся равнодушным, большая вина художника, а иногда и непросвещенного зрителя. Если мне удастся изобразить энергетическую силу пружины чувств у Джоконды, то картина будет излучать импульс энергии большей или меньшей силы, он, попадая в душу зрителя, пробудит в ней волнение, сожмет переживания зрителя в пружину, добившись этого, я делаю первый шаг к совершенству.

Чувство прекрасного рождается гармонией образа, за гармонией следует божественная красота Джоконды, которую моя кисть переносит на картину. Остался главный и самый трудный шаг на пути к совершенству: изобразить многоликость Джоконды. Нельзя добиться совершенства каждой из этих вещей по отдельности, изолируя их словно орехи в скорлупе, все доли этих вещей воздействуют друг на друга.

Если с каждым прикосновением кисти я создаю на картине божественную красоту реальной Джоконды, то упуская гармоническую целостность ее образа, я не приближаюсь одновременно к пределу красоты человеческого лица. Без полноты впечатления от гармонии и красоты, исчезает в человеке пружина его переживаний, потому что при распрямлении пружины чувств уменьшается ее энергия и теряется возможность увеличить разнообразие самого духа зрительских впечатлений. Только сочетание этих вещей, точность моей руки и мое воображение приблизит успех. Обнаруженные ошибки не страшны, их можно исправить. Страшно не заметить ошибку. Есть ясная задача – найти сочетание красоты, гармонии, чувственной наполненности картины. Препятствие – не перейти порога, когда исчезает композиционная целостность тайны многоликости. Приходится смириться картина будет готова через пять лет.

В «Тайной Вечери» мой замысел, идея в разнообразии достичь согласованности жестов и чувств удалась. Какой замысел сложнее. В портрете синьоры также ищу комбинацию, но иных вещей: улыбки, взгляда, поворота головы, положения рук, ищу того, что найти невозможно – гармонию неуловимости и двусмысленности. Что это? Гармония неопределенности? Как листья на ветках дуба, согласованность и разнообразие их положений на ветках. И потому красота дуба чарующа. Сократ удивлял сограждан Афин, говоря им: «Я знаю, что ничего не знаю, но они не знают даже этого». Я хочу создать таинственный образ женщины, чтобы зритель уподобился Сократу и сказал: «Я вижу перед собой женщину, она меня волнует, но не знаю, что я о ней знаю, и почему она меня волнует».

Никому из живописцев этого не удавалось сделать. Они все погружены в соблазнительность своих возлюбленных. Могут ли они оценить божественную красоту неуловимости. На портрете тайный замысел многоликой платоновской женщины за чувственной красотой и гармонией композиции.

Никто не знает, как влияет время года на творчества избранников человечества. Но признано, что после сырой и холодной зимы весна пробуждает и природу, и придает новый могучий всплеск недремлющим силам гениальных натур. Март подарил измученным сыростью и холодом флорентийцам первые теплые лучи солнца. Флорентийское общество приходит в движение. Покупки совершаются быстрее, ремесленники выполняют срочные заказы, продавцы на рынке успешнее торгуют. Бестолковой суеты на улицах Флоренции еще не было, весеннее оживление флорентийского общества раскачивалось в некотором гармоническом порядке.

Леонардо не теряет времени, две недели он не беспокоил Джоконду. Семейная жизнь противоречит утонченному искусству, потому что Леонардо пишет портрет не супруги флорентийского купца, а платоновскую идею женщины. Придя в хорошее настроение, маэстро немедля посылает Салаи в дом Франческо и просит прислать к нему в мастерскую его супругу для продолжения работы над ее портретом. Салаи, неизменно озорной, стучится в дверь купеческого дома и передает письмо слугам. Джоконда последние три дня не отходила от зеркала и с изрядной долей нетерпения в эти дни всматривалась в уходящий от ее взора уличный простор, она волнуется, Франческо, занятый торговлей, не замечает ее состояние. Все бурлит у нее в душе, кипит тайная мысль, вызревая упорно, и сдержать ее, становится все труднее. Поэтому Джоконда чаще выходит на улицу, смотрит в окно: не покажется ли кто-то из учеников Леонардо с письмом от него.

Когда Салаи приехал, слуге тотчас же был отдан приказ, вскоре Риккардо оседлывает двух лошадей, и они отправляются к маэстро. Равномерный цокот копыт пары лошадей гармонично вливается в привычный шум улицы. Эта пара, проезжая мимо, притягивая к себе улыбки и взгляды прохожих. Многие приветливо кивают, поскольку наслышаны, их гордость и краса купеческого квартала позирует маэстро, который готовится расписать стену в Палаццо Веккио. Наконец, они подъезжают к Папскому залу монастыря Санта Мария Новелла. Джоконда в радостном ожидании входит в мастерскую, она видит, как Леонардо спокойно ходит по залу, напряженно размышляя, как создать обстановку, чтобы Джоконда была непроизвольно переменчива, не преднамеренно, а повинуясь внутреннему побуждению своей души.

– Синьора, к счастью, я не вижу забот на вашем лице.

– Маэстро, я никогда не чувствовала себя так превосходно.

Она играет, а в душе у нее настороженность. Может быть, сегодня ей все удастся. Картина и его замысел зависят от вдохновения Джоконды, оба это поняли после наблюдения за своими удачами и неудачами. Если вдохновенного позирования нет, то воображение маэстро ничем помочь ему уже не может, он всесилен в передаче внутреннего мира своей модели, той женщины, которая ему позирует. Но сила его мастерства и сила его воображения опасаются ее принужденного состояния. И тут перед тем моментом, как Леонардо приступил к работе, между Леонардо и Джокондой произошел любопытный и многозначащий для них разговор. Джоконда, была много наслышана от супруга и купеческих жен об отважных итальянках, в особенности о дерзости и храбрости куртизанок. Она набралась духу и до того, как Леонардо приступил к работе над картиной, решила выяснить самый главный для нее вопрос. Не колеблясь, синьора отважно пошла в атаку на маэстро.

– Я не могу понять маэстро, чего вы от меня хотите, – сначала шепотом, но с каждым словом говоря все громче и заканчивая недвусмысленной ноткой каприза, обратилась Джоконда к маэстро.

К ее удивлению, Леонардо понравилась неожиданная любознательность своей натурщицы, однако нельзя сказать, что он не ожидал такого вопроса и захватил маэстро врасплох. «Что-то за этим стоит, но что? – подумал Леонардо. Опытнейший мастер вести диалог Леонардо на ее вопрос ответил своим вопросом, уверенный, что этот вопрос в замешательство синьору не введет.

– Синьора, вы действительно хотите это знать?

– Хочу, дома в растерянности. Франческо не дает мне покоя своими настойчивыми просьбами. Джоконда ответь, что маэстро хочет от тебя, и что он заставляет тебя делать, я надеялся, что маэстро быстро напишет твой портрет, я щедро оплачу ему этот заказ, получив картину, я ее повешу в нашей гостиной. В нашем доме будет висеть картина знаменитого художника, и гости будут любоваться твоей красотой.

– Я бы вам сказал, – спокойно отвечал ей маэстро, – если бы сам знал, чего я от вас хочу, моя идея еще окончательно не созрела. Не будьте с вашим супругом столь нетерпеливы.

– Но маэстро, мы уже столько раз встречались, я думала, что вы смотрите на меня и стараетесь изобразить на холсте мою внешность. Я слышала, что все художники стремятся написать картину, на которой, как в зеркале изображено лицо и фигура позирующей ему женщины. Я не знаю, что мне отвечать Франческо, как смирить его нетерпение. Неужели вы этого не знаете до сих пор, что сами хотите, – заканчивала говорить Джоконда с откровенной умоляющей интонацией.

– Пока не знаю, замысел и идеи созревают медленно, – спокойно отвечал ей Леонардо.

– Я же перед вами… вы искусный живописец… О вас ходят легенды, что же во мне такого, что вызывает у вас маэстро затруднения?

Джоконда выражала свое недоумение, не повышая голос, но все же в ее голосе исподволь начинали появляться затаенная гордость и тщеславие.

– Синьора, отвечу, вам искренне, не утаивая. Я бы написал ваш портрет быстро и с удовольствием, если бы вы сами себя знали и не менялись так часто, то работа бы двигалась без задержек. Но уверены ли вы, что ваш супруг Франческо понимает вас синьора, и вы сами понимаете себя?

От этих слов маэстро Джоконда на мгновение растерялась, потом улыбнулась своей неопределенной чарующей улыбкой и, взглянув прямо в глаза Леонардо, ответила с прямотой и скрытым вызовом.

– Маэстро все судачат, что вы человек загадочный, я тоже вас не понимаю иногда, и вы, наверное, тоже сами не знаете, что вы хотите… я подозреваю, что вы сначала хотите одного, а потом хотите другого… Я права?

Леонардо ничего ей не ответил. Ему давно было известно, что между натурщицей и художником идет скрытая борьба, часто принимающая острые формы, художник стремится отразить внутренний мир натурщицы, однако это не всегда совпадает с ее желанием. Леонардо не с первой их встречи, лишь на четвертой внезапно понял, что в Джоконде есть затаенное демоническое начало. Желает ли она, чтобы художник его распознал или она сама его не чувствует. В зависимости от ее настроения Джоконда открывает в себе, то один свой лик, то – другой. Это не всегда совпадает с желаниями Леонардо и у них происходят небольшие трения. Леонардо ощущает неизбежность дисгармонии в их взаимном проникновении в души друг друга. Но эта подспудная борьба каждый раз исчезает к взаимному удовольствию. Размышления покинули Леонардо, уступив необходимости писать картину. Несколько минут назад их разговор, прерываемый небольшими паузами, наконец, закончился. Джоконда довольная собой, своей храбростью и беседой с маэстро села в кресло и приготовилась позировать художнику. Она повернулась верхней половиной фигуры влево, так как раньше ее просил Леонардо. Слегка улыбнулась, и свой обольстительный взор направила в сторону живописца. Леонардо убедился, что Джоконда до этого слегка разнервничалась, сейчас полностью успокоилась, ожидая, что ее чары сами будут воздействовать на маэстро. Пусть он не гордится, своей знаменитостью. Сколько кавалеров не могли устоять перед взором ее глаз. Леонардо взял в руки кисть, мольберт уже стоял и начал работать над важной деталью в его целостной композиции – спадающими на плечи синьоры прядями волос. В этот портрет Леонардо вложил столько, сколько он не вкладывал ни в одну свою картину, он использовал метод сфумато, нанося легчайшим прикосновением к картине кисти один тончайший слой краски за другим. Каждый мазок был им выстрадан и обдуман. Леонардо и так бывало, тщетно добивался игры воображения, перебирая всевозможные комбинации черт лица своей модели. И никак не мог выбрать то, что желал. Если по просьбе художника Джоконда стремилась выразить на лице взглядом и улыбкой нежность, и у нее сразу же исчезало высокомерие. Если оно появлялось, то исчезала тень снисходительности или скрытого лукавства. Пропадание нужного ему сочетания ликов натурщицы не входило в замысел Леонардо. Если взгляд Джоконды выражал легкую насмешку, с портрета пропадал змеиный коварный взгляд.

Спасало то, что изучая природу человеческого зрения, Леонардо понял его двойственность. Когда он писал портрет сидящей перед ним Моны Лизы, он ловил себя на мысли. Если он сосредоточенно смотрел на ее улыбку, то с меньшей концентрацией внимания он видел линию носа, теперь его напряженный взгляд перемещался на ниспадающие локоны, улыбка и выражение глаз Джоконды куда-то уплывали. Это ему нравилось и не нравилось. Следовательно, зрители по-разному будут воспринимать на портрете образ женщины с его картины. Леонардо предполагает такие восприятия.

Когда зритель смотрит на портрет Джоконды, он пытается также понять и собственную душу, он ищет в ней согласие с обликом Джоконды. Зритель коварный, он себе скажет: эта женщина коварна. Другой зритель, который добр, увидит в Джоконде доброту. Зритель, наделенный хитростью, вглядываясь в двусмысленную улыбку Джоконды, эта женщина хитрее, чем я. Те зрители, у которых душа наполнена красотой, будут восторгаться красотой этой мадонны и не видеть в ней ни хитрости, ни коварства. Тщеславные скажут про женщину на картине: она вся соткана из частиц тщеславия. Кто стремится к славе, полагают, что все стремятся к славе. Простолюдин славы не жаждет, а аристократ только о ней и мечтает. Эти мысли наводят меня на идею, я стремлюсь написать в образе Джоконды зеркало души человечества. Удастся ли? Если мне хватит мастерства, изобразить неопределенность, то спорам, какой образ женщины зрители видят на картине, не будет конца.

И никто не догадается, кто эта женщина, какой она была в действительности, и что желал изобразить художник. А мысль уже не может остановиться, и он продолжает цепочку умозаключений. Разнообразие взглядов на портрет породит то, к чему я стремлюсь: написать на картине универсальную платоновскую идею женщины. Леонардо ничем не показал Джоконде, что он переполнен идеями и стремительно движется к кристаллизации своего замысла. Леонардо заметил еще одну особенность своего восприятия сидящей перед ним дамы. Когда он отходил от мольберта, его впечатление от модели полностью менялось, все детали, только что-то виденные с одного угла, растворялись, а на смену им приходили другие. Сосредоточившись, Леонардо воображал весь ее облик. Леонардо не сейчас узнал, почувствовал, догадался, что мозг видит и детали, и целостный образ вещи, и видит их различно. Теперь же он убедился в своем предположении окончательно. Леонардо не кривил душой, идея написать неопределенный образ женщины, с множеством ликов еще не конца овладела его воображением. Нужно, чтобы пылкое воображение подкреплялось и согласовывалось с безупречными правилами холодного, рассудочного аристотелевского мышления, с помощью которого он оценивал и ограничивал работу своих причудливых фантазий.

Суждение замысла пока не выкристаллизовалось в четком выражении. Если нет суждения, то, как сам Леонардо учил своих учеников, он не может взойти на пик совершенства. Пришлось торопиться: настало время, когда Леонардо начинал энергично работать над Битвой при Ангиари. К весне 1504 года окончательный замысел сражения еще также не созрел, а на повестке дня уже стоял проект по отводу реки Арно, этот проект более всех был необходим Флоренции и возбуждал до крайней степени интерес флорентийцев, отчаявшихся победить Пизу военным путем. И мечта о летательном аппарате никогда не оставляла Леонардо в покое. Его мозг обладал исключительной способностью переключаться с одной области знания на другую, это и спасало тщательность, с какой он изобретал, писал картины, наблюдал.

В очередную встречу с Джокондой он решил попробовать идею «чуть-чуть», взяв за основу ее улыбку, принцип «чуть-чуть» создаст у восприятия женского портрета желаемую неопределенность. Ошибочна ли в корне эта идея, устремлена ли она в желаемое, устремлена ли в будущее, настолько далекое, он не мог вообразить.

– Синьора, вы еще не устали? – спросил Леонардо Джоконду.

– Нет, я не утомлена, маэстро. Поверите ли, я стала ощущать удовольствие. Вы наблюдаете за мной, а я за вами, это мне нравится. Ваше увлеченность рисованием меняется, меняюсь и я. Что я должна сейчас сделать?

– Попробуйте слегка улыбнуться, чуть-чуть. Улыбка должна показаться и как будто готова тотчас же исчезнуть. Давайте пробовать.

– Так, – спросила Джоконда.

– Почти… попробуйте еще. Повторяю, чуть-чуть.

Джоконда никогда не предполагала, что в ней дремлет талантливая актриса, что через несколько встреч с ней Леонардо заметит ее артистическую одаренность. С каждой их встречей Леонардо убеждался, какой подарок послала ему судьба. Чечилия была умна, искренна, талантливая поэтесса, волевая, она была его преданным другом, но она не была кокетлива и не была прирожденной актрисой. Здесь перед маэстро сидела утонченное воплощение женственности и обольстительности. Леонардо не предполагал и не знал, что в любовниках супруги зажиточного купца числился молодой всемогущий кардинал Джулиано Медичи. Маэстро часто гадал, откуда у его натурщицы такая утонченность обольстительных улыбок и безукоризненное высокомерие.

Именно в этот день раздался стук в дверь волшебного искусства, и тотчас же в щель ворвался мощный поток ослепительного света, он все возрастал, потому что дверь в мир искусства открывалась все больше и больше. Кто знает, она могла и закрыться. Кто из высших иерархов в искусстве мечтал потрясти Леонардо так, чтобы он был повергнут чужой силой вдохновения – никто, кроме Микеланджело блеском своей гениальности, выраженной в Давиде. Неизменно удивляла Леонардо природа, но крайне редко удивлял Леонардо чужой талант и чужая мысль. Это чаще удавалось его другу Луке Пачоли и чтившему гений Леонардо Никколо Макиавелли, неизменно поражал Леонардо изобретательным коварством и решительностью действий Чезаре Борджиа в то время, когда Леонардо находился у него на службе. Изумление и потрясение вызывал у Леонардо своей безупречной логикой ниспровергатель безнравственных устоев флорентийского общества Савонарола. Во Флоренции в период своей молодости и позднее Леонардо восхищался философским умом и благородством Пико Мирандолы. Тонкость ума его подруги в Милане Чечилии Галерани была Леонардо особенно приятна. Но поразить самого Леонардо, снисходительного к попыткам кого-либо обнаружить истину, которая была ведома лишь ему одному, вряд ли кто сумел бы. Часто скрывая глубинные замыслы своих картин, Леонардо не опасался никого, кто бы нарушил эту потаенную кладовую его сокровищ.

Ум Леонардо витал в дебрях парадоксов. Никто не умел так отчетливо превращать незначительное в значительное, и эта способность ума Леонардо находила в известных вещах лазейки, где жили и размножались замысловатые парадоксы. Парадоксы выстраивали лабиринты в его суждениях, часто запутывая даже мастера их разгадывать. Причина борьбы парадоксов против знания, их раскрывающего, заключалась в том, что сущность парадоксальных явлений в принципе не могла смириться со своим поражением: поскольку из непознаваемого явления они становились познаваемым. Не только Леонардо, но и другие философы – ловцы неразгаданных явлений их искали, надеясь приобрести славу. И если кто-то хотя бы нащупывал нить, сплетающую непознанные явления, то Леонардо без тени зависти к чужой удаче отдавал ей дань и, не подавая виду, восхищался чужим умом.

Но при этой встрече ничего не подозревающий Леонардо, не был удовлетворен попытками Джоконды изобразить желаемую ему тень улыбки в сочетании с обольстительным и властным взором ее красивых глаз. Что бы она ни выражала на своем лице, иногда она сама не знала, что оно есть, потому что было неизвестно ей самой, откуда оно происходит и какова причина его рождения. Выражение ее лица ему хотя и нравилось, но чуть-чуть не вписывалось в гармоническое содержание его мечты. С каждой их встречей Леонардо искал это чуть-чуть. То казалось, он его поймал, то опять оно ускользало. Наступил момент, когда Джоконда потеряла терпение, как это произошло. Внезапно ли ее озарило, или присутствие знаменитого маэстро, приводящее ее в трепет и волнение, дало необычный импульс ее воображению. Натурщица впервые нарушила свое вдохновенное и терпеливое позирование. Все в ней: ум, сердце и душа взбунтовались. Не в силах преодолеть противоречивые требования Леонардо синьора, чуть сбиваясь с мысли, выпалила. Румянец залил ее лицо и она, выжидая, смотрела на маэстро.

– Маэстро Леонардо… не сочтите за дерзость… виною моя догадка… я поняла причину вашего неудовольствия… вы замучили меня… ищите во мне то, чего во мне нет…его нет и нет… зачем таить от себя, я красива… не знаю достойна ли я вашей мечты, – теряя нить своих мыслей, начала пока не совсем уверенно говорить Джоконда.

«Что она задумала… она недовольна… Совершенство не достижимо без кропотливого труда и бесконечных поисков. У очаровательной синьоры наступил предел ее терпению, но мы уже связаны прочнее цепей, мы приближаемся к цели неуклонно, я опасаюсь, что она потеряет вдохновение. Чувствую, мне нужно прекратить свои поиски…», – пытаясь выйти из противоречия, объясняя себе выход из создавшегося положения, Леонардо не произнес вслух ни слова.

– Маэстро Леонардо, – Джоконда, слегка смущаясь и потупив взор, внезапно замолкла.

Она перестала говорить и взглянула сначала робко на Леонардо, потом ее взгляд изменился и становился пронзительным и настойчивым, отвага замерцала в ее глазах, – вы желаете, чтобы в выражении моего лица появлялось сразу несколько женских ликов… я ваше желание исполняю, как могу… я выкраиваю время… когда никого нет рядом… репетирую дома у зеркала и без него… и с детьми… пытаюсь запутать их своим взглядом… они теряются… запутываю супруга… Он стал смотреть как-то странно на меня… раздражается… говорит ты кокетка… ревнует, – Джоконда остановилась, замолчав, вглядывается в глаза Леонардо, взгляды их встречаются.

Минутная пауза, каждый ждет ответа на свои потаенные мысли от другого. Джоконда не выдерживает первой.

Джоконда вновь прервала свою речь. Пауза, на этот раз она затягивается. Леонардо чувствует, что Джоконда жаждет что-то ему сказать и не может набраться духа. Он упорно молчит, пусть осмелеет и наконец, первой не выдерживает Джоконда.

– Я читаю тайные мысли в ваших глазах... Так слушайте же. Голос ее зазвучал уверенно.

– Не скрою, мне льстит, что вы ищете зеркальное отражение своей души в моем образе, души своей… а не моей, вот она ваша тайна, я ее разгадала, мне страшно. Неужели я на картине это вы маэстро.

Джоконда смолкла, взгляд ее говорил больше, чем ее слова.

Еще минута и она продолжила ясно высказывать свою наболевшую мысль. Где же мне взять силы, чтобы стать отражением вашей натуры.

В это решительное мгновение голос ее начал быстро стихать, он стал тише, почти переходя на шепот. Чуткое ухо маэстро услышало беспредельное отчаяние синьоры.

– Маэстро, вы теряете напрасно время, говорю вам, теряете…поверьте моему женскому чутью, вы привыкли к небесным свершениям… на ваших картинах везде Дева Мария, я женщина, живущая в купеческой среде… там есть правило, как купцы соберутся, так все предостерегают друг друга: кто мечтает взлететь высоко, тот падает, не долетев куда хотел, счастье купцов вблизи у земли, и они счастливы.

Синьора вновь прервала свою короткую и сбивчивую речь, она никак не могла собраться с духом, чтобы высказать главное. И тут предчувствие Леонардо не обмануло, какая-то догадка смутила ее разум, на лице ее отражалось волнение обычной женщины, которая не в силах вымолвить ни слова. Лицо ее поминутно изменялось, растерянность внезапно сменялась демоническим блеском ее красивых глаз, они излучали магнетическое сияние. Наконец, Джоконда с мольбой посмотрела на маэстро. Он понял ей надо помогать.

– Синьора, что вас еще гнетет, я ваш друг, обмолвитесь.

– Маэстро Леонардо, еще я вижу, как вы смотрите на картину, мне становится не по себе. Вы влюблены в свою картину, с ней вы никогда не захотите расстаться, потому что в ней вы пишете… себя! – неожиданно выпалила Джоконда, и вызывающе посмотрела на Леонардо.

Он прищурился, зрачки сузились. Его взор стал изучающе пристальным. Удар был нанесен по нему сильнейший, ее стрела попала прямо в самое сердце. Он медлит потому, что не может расстаться ни с одним своим любимым художественным произведением. Работая над тончайшими нюансами деталей, он наслаждается своей медлительностью, это состояние его души было бы крайне удивительно, для того наблюдателя, которые бы ненароком оказался рядом. А маэстро работает над тончайшими оттенками цвета и тени.

С каждым прикосновением кисти к картине с каждым новым мазком, маэстро углубляется в задуманное, и сосредоточенно созерцает то, что уже написал. Так мать воспитывает свое дитя, с каждым жестом, голосом и прикосновением отдавая ему свою любовь.

Последнюю свою мысль синьора произнесла так, будто в ее легких не осталось воздуха, облегченно вздохнув, Джоконда, продолжала все увереннее.

– Что скрывать… я с волнением жду встречи с вами дорогой маэстро Леонардо, но я несовершенна и я – не зеркало…

Джоконда устала от волнения, переживаний, страдания и бессилия понять Леонардо. Грудь ее вздымалась. В своем отчаянии она стала еще прекраснее. Выплеснув наболевшее, Джоконда прервала свою речь. Никогда в жизни она не погружалась в бездну чужой души, недоступной и полной загадок. Никогда Джоконда не знала, что существует не только любовная страсть, которая хотя и доставляет страдания, но исчезает, но есть иная, не менее сильная и могучая страсть к познанию, сметающая все на своем пути. Страсть найти истину. Вдохновенное и спокойное лицо Леонардо покрылось пятнами, он не мог утаить своего потрясения. Это был тот редкий случай, когда Леонардо растерялся, растерялась от своей дерзости и итальянская красавица. Ее блистающий временами задумчивый взгляд, который Леонардо в ней изредка наблюдал, потряс его еще сильнее.

Джоконда сидела изнемогшая от своей глубокой выстраданной и отчаянной речи, ее руки безвольно лежали на бедрах, словно подстреленные птицы. Сломленная своим странным открытием, бездонную пропасть которого она даже не пыталась осмыслить, Джоконда с надеждой смотрела на маэстро; в ее глазах мелькнула печаль, она уже сожалела этого всплеска своих чувств и была почти безучастна, ждала, что ответит ей сейчас маэстро. Она боялась расставания с маэстро, по причине, что впервые приобщение ее к творчеству доставляло ей не ведомое раньше трудно постигаемое ею тончайшее наслаждение. Джоконда не привыкла к глубокому страданию, которое свойственно творчеству.

Пауза затягивалась. Леонардо почувствовал, что наступил критический момент в его творчестве. Его великая мечта в опасности. В мыслях мелькнул Давид Микеланджело. Его вызов скульптору и миру сейчас обрушится из-за непонимания этой итальянкой, что значит совершенство неопределенности. И эта картина встанет в ряд с обычной чередой картин, пусть написанных рукой гениального мастера. Эта картина не повергнет мир в изумление. Никто не узнает в ней о споре Аристотеля с Платоном. Изображенная красавица. Надо спасать достигнутое. Дальше все зависит от обоих. Лекарство здесь одно: вселить в синьору надежду.

– Дорогая синьора, допустим, вы правы, вы не виноваты, что я не удовлетворен, и я не виноват. Нет, здесь другое: мне не хватает мастерства, потому что я не знаю его предела и не знаю, где предел задуманного. Если эти пределы сходятся, то мы трудимся не зря. Пусть цель высока, но она достижима, поверьте, никому не говорите никогда того, что вы сейчас сказали, даже на краю могилы, никому и никогда. Теперь я вижу и слышу, вы себя не знаете, потому что в вашей жизни не было великих целей. Теперь она появилась, как солнце выглядывает из-за облаков в сумрачный день и облака уступают лучам дорогу и готовы разойтись. Нужен легкий порыв ветра вдохновения.

Дорогая синьора, доверьтесь мне и успокойтесь. Одно хорошо, что, наконец, вы почувствовали, какие трудности возникают при стремлении к совершенству. Люди любуются великими соборами, фресками и скульптурами, проходят мимо них, забывают, привыкают к неповторимости, садятся за обеденный стол, пьют вино, едят, ложатся спать и наутро все повторяется. Давайте я помогу вам встать с кресла и сам провожу вас до вашего дома. Я прошу, вас снова приехать ко мне через две недели. Согласны.

Джоконда вспыхнула, она снова начала мечтать и жизнь ей показалась радостной и спокойной. Боль ушла из ее души. Она поднялась с помощью Леонардо и встала рядом с этим красивым статным мужчиной, вселяющим надежду, если ему нужно, стану многоликой, как самые знаменитые куртизанки на улицах Флоренции.