Творческая жизнь Леонардо да Винчи. Роман.

"Джоконда" - система парадоксов в творчестве Леонардо да Винчи

купить книгу: sinizin38@mail.ru

Е. Синицын

Интеллектуальный кружок Чечилии.

Леонардо завершил портрет Чечилии Галлерани

Лето 1490 год.

В Италии того времени никогда не ослабевает запутанный и крайне сложный клубок интересов борьбы и соперничества. Казалось, массы людей сосредоточенно занимаются своим узким делом, но это было обманчивое впечатление. Деяние каждого представителя искусства, возвышающегося над массой простого народа, гулким эхом отдавалось во всех порах итальянской общественной жизни. Эти поры впитывали все выдающееся, но часть деяний бесследно исчезала отвергнутая вниманием общества, словно испарялась, чтобы никогда не возродиться вновь. И все же лучшая часть созданного оставалась, украшая мировую историю искусства. Была и другая противоположная часть общества, которая погружалась в глубины ада с ее алчностью, жестокостью, коварством – та самая, которая затем у потомков вызывала чувство омерзения.

1490 год был знаменателен еще тем, что в середине этого года Леонардо, полностью освободившись от заботы, связанной с оформлением театрального представления, приступает к завершению портрета прелестной фаворитки Лодовико Чечилии Галлерани. Леонардо, который уже подружился с этой поэтичной красавицей, с удовольствием работал над ее портретом. Приходилось совмещать живопись с работой над статуей лошади и научными исследованиями. Над картиной «Дама с горностаем» Леонардо работал усиленно, однако до завершения картины еще было далеко, он писал картину больше года. А жизнь при дворе Лодовико шла своим чередом. В этом разношерстом миланском обществе отчетливо выделилась небольшая интеллектуальная элита и, благодаря усилиям фаворитки правителя, группе нашлось место, где интеллектуальная элита придворных и приглашенных поэтов, живописцев и скульпторов собиралась в тишине и покое. Как обычно, в одном из достаточно просторных помещений герцогского дворца в вечернее время поодиночке, парами и сразу по трое приходили гости в покои Чечилии Галлерани.

Посреди комнаты стоял большой продолговатый стол, края на концах стола были закруглены в виде эллипсов. На стенах висели красивые гобелены, картины, между окнами стояли маленькие столики с блестяще отполированными поверхностями. К стенам были прикреплены подсвечники, в которые слуги ставят свечи и зажигают их перед приходом гостей. В этом маленьком зале было светло и уютно. Расползшиеся тени на стене создавали поэтическую атмосферу, насыщенную мистическими звуками, пока еще таящимися и не нарушающими тишину. Чечилия как королева сидела на краю стола, и когда кто-то из гостей входил, она ласково просила его занять свое место. Изысканность платья фаворитки правителя бросалась в глаза входившим придворным, и не в силах сопротивляться женской красоте, каждый, встречаясь взглядом с Чечилией, вежливо склонялся перед ней, выдерживая паузу до тех пор, пока Чечилия кивком давала знак, что она рада вновь прибывшему гостю. И гость после приветствия садился на свое привычное за столом место.

В одежде Чечилии чувствовался утонченный художественный вкус образованнейшей молодой женщины Милана. Лодовико не жалел средств для своей избранницы, он выписывал ей дорогие платья из Флоренции, теша свое тщеславие и заодно смягчая им грубоватость своих манер. В те времена в одежде главенствовала флорентийская мода, над которой работали лучшие портные и художники Флоренции. Они диктовали вкусы по части модной женской и мужской одежды. Флорентийская мода, поощряемая Лоренцо Медичи, прочно укрепилась среди дам, фавориток, королев, принцесс, герцогинь, принцев и герцогов самых престижных дворов Италии. На этот раз на Чечилии было платье, которое удовлетворяло самым притязательным вкусам присутствующих. Во время ходьбы и даже когда Чечилия сидела в кресле или за столом, покрой ее платья, несмотря на незначительное движение рук, головы, почти незаметного поворота тела подчеркивал плавные формы ее стройной фигуры. Нельзя было оторвать взгляд от струящегося восточного бархата в складках платья, облегающего красавицу. В этом целостном объединении двух вещей слились, словно в объятиях, гармония изысканного вкуса хозяйки с художественным стилем портного.

Только опытнейшему мастеру удавалось, раскраивая платье для Чечилии, достичь гармонично переливающегося единства струящейся ткани и движения тела. Зная, что Леонардо владеет искусством портного, мавр попросил маэстро сшить платье для своей фаворитки. Леонардо с удовольствием согласился на эту работу. Каждая деталь платья отражала чувственность хозяйки, причем впечатление молодости и женственности усиливали не очень широкие рукава, которые доходили до самых кистей рук. Чечилия неизменно в своей одежде подчеркивала те детали своей внешности, которые усиливали ее очарование. Под грудью платье подпоясывал тонкий шнурок. Широкая юбка, спадающая к низу длинным шлейфом, вызывала трепет у придворных, которые любовались платьем фаворитки. Высокий лоб Чечилии был перевязан тонкой полоской из шелка. Глаза красавицы всякий раз оживлялись, когда кто-то входил. Чечилия была не лишена тщеславия, но не оно в образе молодой женщины было чрезмерно вызывающим, тщеславие словно скользило по ее лицу, придавая лицу синьоры оттенок прелести женского кокетства. А поскольку участниками кружка были художники и поэты, сами все тщеславные, они прощали мелькавшие тени тщеславия на лице Чечилии, а также отражающимися в ее жестах.

Как всякая поэтесса этой возвышенной эпохи Чечилия жаждала внимания и восхищения и, когда она видела возвышенные души в своем окружении, она вдохновлялась ими всей своей поэтической натурой. Основной мелодией в облике фаворитки было ожидание наслаждения от будущих всплесков ума, изящества рифм и горячих споров об искусстве. Она царствовала в своем кружке. Общий интерес к идеальному порождал равенство, хотя конечно присутствие маэстро Леонардо его неизменно нарушало. Маэстро задавал тон. Чечилия же следила, чтобы возвышенность и философское мышление придворного живописца не принижало других молодых членов кружка. Она тонко управляла беседой, часто с чисто женским кокетством и лукавством, слегка поощряя изысканность мысли, хотя иногда ожесточенные схватки ума и знаний чуть было не перерастали в открытую неприязнь друг к другу, как это часто бывает у людей любых аристократических рангов, уровней ума, знаний и положения. Чечилия, как могла, смягчала ожесточенность в спорах.

Свежесть всего облика фаворитки правителя Милана и редко исчезающий блеск ее проницательных глаз, прекрасная кожа, нежность чуть удлиненного лица, которое так ценилось среди красавиц Италии, красиво очерченный нос и яркие губы – все привлекало в ней и присутствующие легко поддавались очарованию молодой и цветущей королеве их кружка. В эти вечерние часы прочь улетала атмосфера будничной жизни, по причине того, что участники кружка –художники и поэты, скульпторы, основное время упорно трудились над своими картинами, скульптурами и сонетами. И все же участники кружка не могли избавиться от тягостного ощущения будничного существования, которое вынуждало их жить жизнью обычных простолюдинов. Всем необходимо есть, пить одеваться, зарабатывать, служить, к несчастью, хворать искать лечебные снадобья, тем самым выполняя все самое будничное присущее любой жизни.

Когда лето 1490 года перевалило за свою середину, Леонардо дописал портрет Чечилии Галлерани. Это было большое событие в жизни Милана. Чечилия пригласила в свой небольшой и уютный зал аристократическую публику, поэтов и художников. Одним из последних в этот небольшой зал пришел всеобщий любимец поэт Бернардо Беллинчоне, услаждавший сонетами изысканный слух придворных. Свершилось, то чего все с таким нетерпением ждали. Конец слухам о картине, и в тот период времени, когда нетерпение у придворных достигло пика, закончился. Фаворитка правителя встретилась с несколькими с членами своего кружка на балу, а потом у себя в покоях. Расспросам о ее портрете не было конца. Леонардо отдал картину Чечилии. Самым заинтересованным в завершении картины был, конечно, заказчик. Лодовико, забыв о нанесенной обиде своему художнику, торопил маэстро с работой над портретом своей фаворитки. Чечилия повесила картину на стене своего маленького зала, где собирался кружок ее избранных гостей.

Кружок Чечилии в какой-то степени был типичным для великосветских дворов эпохи конца ХV века. Несмотря на раздробленность итальянского общества на вотчины, княжества, королевства, герцогства, общества того самого, где не умолкая постоянно сохранялся ритм соперничества, в небольшом кружке Чечилии царила атмосфера непринужденности и согласия. Уже одно то, что членом кружка был Леонардо да Винчи, делало этот кружок уважаемым не только в Милане, но и за пределами миланского герцогства. Эти столь характерные сосредоточия ума бурлящей Италии конца ХV века были рассеяны по всему небольшому пространству Апеннинского полуострова. Слава о сгустках высочайшей мысли и искусства, как это было ранее в кружке астронома, географа и математика Тосканелли, в школе Верроккио, сама без какой-либо движущей силы катилась по Италии. И разве небесспорно, что не было среди просвещенной части итальянского общества, кто бы ни знал о существовании во Флоренции Платоновской Академии и Садов Лоренцо Великолепного, знаменитой флорентийской боттеги художников. А о много лет существующей во Флоренции школе Верроккио говорили: в школе маэстро зарождаются будущие таланты и гении, рано или поздно, будущая европейская слава Италии.

Для всех собраний мыслящей и художественной элиты Италии наблюдался перевес идеального над материальным, так как в любых вариациях жизни преобладал взгляд: искусство возвышается над пассивной сущностью материального мира, мысль – ценнее денег. Выгода, которая для большинства населения Италии представляет собой движущуюся силу общества, не может быть движущейся силой искусства. Лишь совершенство есть тот пик, к которому необходимо стремиться. В собраниях гениев и талантов выгода, расчет залезть в чужой кошелек, не должны были поставить себя в умах участников этих кружков и академий выше искусства творить или выше искусства мыслить. Поэтому наслаждение от диспутов и соперничества ума, соперничество творений, умение восхищаться насквозь пропитало эти микрокосмы гениальной мысли среди гигантского моря посредственностей. Чечилии льстило, что именно ей в море интриг, вражды и зависти при миланском дворе удалось собрать вокруг себя группу людей, наделенных высоким художественным вкусом и изощренностью ума. Все близкие к Чечилии члены ее кружка давно ждали момента, когда Леонардо завершит ее портрет. Наконец, настал день, когда перед взорами присутствующих предстала, ставшая почти сразу знаменитой в Италии картина Леонардо да Винчи «Дама с горностаем». Гости начали собираться. Чечилия с нескрываемым оттенком гордости сидела на своем обычном месте, на левом углу стола. Члены ее небольшого кружка остановились около картины и долго и сосредоточенно всматривались в лицо молодой женщины.

Чечилия не слышала и не догадывалась, о чем вполголоса говорят ее гости, о чем шепчутся, но своим обостренным внутренним слухом могла почувствовать, что присутствующие, эти высокие ценители искусства, будут потрясены творением маэстро. И все же, фаворитка правителя испытывала естественное волнение от неопределенности восприятия картины ее гостями. Словно не художник, а она создала эту красоту. Как бы ни старалась Чечилия, в движениях ее рук, в движении ее фигуры, выражении ее глаз ощущался трепет ее поэтической души. Чечилия не знала, куда деть свои руки. Она, то перебирала руками складки своего платья, то перебирала кончиками пальцев листы бумаги, на которых были написаны ее стихи, то изо всех сил старалась унять их дрожь, когда руки лежали на столе. Переживания Чечилии усиливались с каждой минутой. А вдруг картина не понравится ее гостям.

Лодовико был так восхищен портретом своей фаворитки, что, кажется, готов был целовать не свою цветущую любовницу, а ту таинственную синьору, которая смотрела не на него, а в сторону. Куда и на кого, говорил наполненный ревностью взгляд Лодовико. Напряжение чуть спало, и уверенность посетила ранимую душу, всесильной фаворитки могущественного правителя Милана. Чечилия не сомневалась: ее портрет оказывает сильное воздействие на чувства ее гостей, толпившихся около стены. Несдерживаемые возгласы восторга донеслись до чуткого слуха Чечилии. Они пробудили воспоминание о тех счастливых часах, когда она позировала маэстро, и эти всплески восхищения и удивления как стихия ввергли Чечилию в ранее никогда не испытываемое ею чувство торжества, которое то появлялось, то исчезало. Что-то неосознаваемое подсказывало фаворитке правителя, что первое восхищение у зрителей, несмотря на кажущуюся ясность образа женщины на картине, начнет быстро растворяется в смутных догадках и попытках уловить замысел Леонардо.

И опять на Чечилию нахлынули вспоминания о встречах с маэстро, когда он писал ее портрет. Сначала Чечилия безропотно покорялась просьбам маэстро. Однако вскоре любопытство становилось столь нестерпимым, что она уже не могла с ним бороться. Если бы Чечилия знала, как упорно пытается проникнуть маэстро в самые потаенные уголки ее души, о которых в силу своей счастливой молодости она не задумывалась. Она вспомнила, сколько усилий потратил маэстро, чтобы отразить тонкости своего замысла в ее взгляде, и когда он сказал – удалось, она увидел восторг на его лице. Глаза маэстро сияли. Таинственный блеск струился из его взора. Она не могла забыть, как маэстро просил ее, почти умолял: «Синьора, придайте своему взгляду нежность… уберите из него любую тень тревоги, немного поверните голову, как будто вы, всматриваясь во что-то в стороне, волнующее вашу душу, отразите во взгляде то заветное, что находится внутри вас, пусть ваш взгляд выражает то мгновение, когда вы предвосхищаете свою будущую судьбу, спокойно принимая ее… вы же убеждены, что проницательность свойство вашей натуры. Это означает, что вы способны почувствовать, пусть смутно, свое отдаленное будущее. Я знаю это трудно сделать, нас никто не торопит, вызовите в себе поэтическое вдохновение».

Так до конца она не сумела разгадать, что маэстро хотел выразить в ее взгляде. Спросить Леонардо она не решалась. А он неизменно загадочный, объяснять не желал. Правитель заказал портрет своей фаворитки, пусть любуется образом Чечилии на картине. Может быть, он усомнится, знает ли и знал ли он свою любовницу. Воспоминания исчезли, Чечилия встрепенулась и увидела, что, чем больше ее гости всматриваются в ее портрет, тем сильнее на их лицах проявляется интерес к образу женщины, изображенной на картине. Может быть, их мысли переполняются неясностью… – кто эта молодая женщина, на картине Леонардо, внешне та самая, часто улыбающаяся своим гостям синьора, которая сейчас сидит за столом, ожидая, когда присутствующие займут свои места.

Если бы она знала, сколько тонких замыслов вкладывает маэстро в ее портрет. Когда она пришла на окончательную встречу с маэстро, он подвел ее к картине и снял ткань, ее покрывающую, и затем предложил Чечилии дать первую оценку своей работе. Она вспоминала, как долго она смотрела на свой образ и неожиданно для себя и, наверное, для маэстро, сказала: «О…о…о… какова я?! Неужели я так романтична… а я думала ощущение реальности главное свойство моей души… Маэстро, ужели это я на картине… не зря мавр говорит про вас, маэстро кудесник». И вот она стоит перед зеркалом своей души, она интеллектуалка, быстро схватывающая тонкости искусства, вдохновенная поэтесса растерялась, очевидно, по той причине, что нельзя было ей молодой, не познавшей все таинства жизни натурщице тут же проникнуть во все тонкости образа молодой женщины на картине Леонардо. И она необычайно взволнованная снова и снова в изумлении повторяла «Маэстро, так это я?».

«Вы, – коротко отвечал ей маэстро. И еще она вспоминала, как они оба искали нужное положение поворота ее головы и шеи, и положение ручного горностая, которого она держала на руках. Маэстро делал наброски и просил, меняя поворот головы и улавливая линию ее взора, то подходил ближе, то немного отдалялся, делал мазок кистью, вновь отходил на два шага назад. Потом начинал убеждать ее, что все детали ее образа, покрой ее платья, разрез на рукаве, открытость ее плеч, ожерелье на шее и спускающееся вниз к груди, все детали должны быть гармонично связаны вместе.

Зверек, послушно расположившийся у нее на руке, прижавшийся к ее телу, нижней правой лапой с растопыренными когтями уперся в ее руку, удерживая свое положение. А левую лапу собрав когти в кулачок, поднял вверх, словно соглашаясь со своей хозяйкой, то ли слегка выражая свое недовольство, то ли убирая лапу, которая мешала ему удобно устроиться на руке своей госпожи. Но глаза зверька на картине выражали покорность и приятное ощущение от ласки ее пальцев, поглаживающих его спинку. Чечилия надолго запомнила приятное тепло, идущее от тела горностая.

И опять воспоминания о сеансах позирования поглотили ее душу. Маэстро искал общую гармонию всех деталей портрета. Они решили, что Чечилия наденет гирлянду из драгоценных камней, подаренных ей Лодовико. Много раз пробовали прическу, и сошлись на той, которая изображена на картине. Никто из присутствующих гостей не подозревал, что прославленному живописцу, по своему замыслу, написать портрет фаворитки правителя окажется далеко не простой задачей. Леонардо желал передать исключительную многогранность личности Чечилии, такой привычной, обаятельной, веселой и вдохновенной поэтессы, слывшей душой созданного ею при дворе интеллектуального кружка. За кажущейся простотой и искренностью поведения Чечилии в кругу придворных только Леонардо увидел глубокую противоречивость сильной и романтичной натуры. Целый год работы над портретом не пропал зря. Все, к чему стремился Леонардо, ему удалось. И вот, наконец, там, где Чичилия принимает гостей своего кружка, на стене висит желанная картина с ее портретом. И зритель, пристально всматривающийся в картину, висящую перед ним, неподвластно ощущает с одной стороны романтичность мечтательного взгляда молодой женщины, с другой стороны он попадает под обаяние проницательности устремленных вдаль ее глаз. Возникает ощущение удивительной гармонии противоположных черт характера фаворитки правителя Милана. Гармония противоречий – основа всех картин Леонардо – художника и на этой картине Леонардо не отступил от своего сложно исполняемого принципа.