Сравнение эффективности боевых действий истребительной авиации во время Второй Мировой войны

Е. Синицын

Александр Покрышкин - гений воздушной войны. Психология героизма (фрагменты из книги)

Сравнение эффективности боевых действий

истребительной авиации во время Второй Мировой войны

Исходя из книги А. Смирнова, мы видим, что люфтваффе более успешно воевала с советской авиацией как истребительной, так и штурмовой. И здесь же мы должны сказать, что есть мнения, не полностью совпадающее с мнением ряда историков, утверждающих неоспоримое превосходство лётчиков люфтваффе перед лётчиками других стран. Воевавших с Германией. Например, в предисловии к мемуарам Г. Липферта, В. Гирбиг приводит несостоятельную точку зрения некоторых историков авиации: «Даже сегодня многие рассматривают войну в воздухе на Восточном фронте как детскую игру благодаря высокому уровню мастерства ведущих немецких пилотов. Они сравнивают её с трудными сражениями на Западе и самоотверженными действиями ПВО рейха. Однако простое сравнение фактов недостаточно объективно. Условия в небе над необъятной Россией значительно отличались от условий на Западе. Немецкие лётчики-истребители никоим образом не имели дело с второсортным противником» (Цит. по 13, с. 7).

В этом плане куда бы не бросили мы аналитический взгляд на тех достаточно обширных участках фронта, где воевал Покрышкин, его универсальная деятельность и его влияние, его пример и слава привели к тому, что советская истребительная авиация действовала не менее, а даже более эффективно и успешно, чем истребители люфтваффе. Особенно это проявлялось на тех локальных участках фронта, где сражались между собой элитные части той и другой стороны. «Когда речь идет об оценке квалификации русских лётчиков, мнения немецких асов Восточного фронта резко расходятся. В ежедневных боевых вылетах в течение длительного времени немцы чувствовали своё превосходство в техническом и психологическом отношении, – отмечают Р. Толивер, Т. Констебл в главе «Сталинские соколы» в книге «Белокурый рыцарь Германии» (Цит. по 30, с. 317).

В этом же ракурсе в книге А. Тимофеева приводится мнение командующего ВВС Ленинградского фронта в самом начале войны А.А. Новикова, который присутствовал 23 июня на допросе пленных, лётчиков бомбардировщика Ю-88: «Я посмотрел в глаза командиру экипажа. Хотя бы мускул дрогнул на его молодом лице, только в глазах ледяное высокомерие. И взгляд командира экипажа сказал мне больше, чем всё, что я до сих пор читал и знал о гитлеровцах. Передо мной был враг, не только отлично вооруженный и упоённый легкими победами на полях и в небе Западной Европы, но враг жестокий и беспощадный, физически и духовно подготовленный к большой войне и готовый на любые преступления…» (Цит. по 29, с. 149).

Р. Толивер, Т. Констебл, развивая свою мысль о высоких профессиональных качествах немецких асов, не могут пройти мимо оценки этими асами советских мастеров боя: «Это особенно касается ведущих немецких истребителей. Вместе с тем имеет место полное единодушие в оценке гвардейских частей, элиты советской истребительной авиации.

Эти русские «товарищи» пользовались неограниченным уважением немцев. В этих гвардейских частях были собраны лучшие русские лётчики. Они были настоящим типом истребителя: агрессивны, тактически грамотны, бесстрашны. Гвардейцы летали на лучших самолётах, которые имелись. Их боевые вылеты носили боевой характер, атаки были неотвратимы…» (Цит. по 30, с. 317).

И всё же нам необходимо рассмотреть проблему шире и сказать, что распространенный критерий эффективности боевой работы истребительной авиации по числу сбитых самолётов противника и по числу своих потерь не единственный, так как этот односторонний критерий многого не учитывает во фронтовой деятельности авиации. А если это так, то признанный критерий, по которому сравниваются лётчики-истребители, является всего лишь частным случаем более общего критерия. И не исключено, что многие историки авиации придут к выводу, что оценка боевой деятельности лётчика-истребителя по числу сбитых им самолётов противника устарела, поскольку себя почти полностью исчерпала. Не бесспорно ли, что в разведывательном полёте при исключительно низкой облачности, рискуя неизмеримо больше, чем в рядовом воздушном бою, Покрышкин нашёл танки мощного корпуса немецкого генерала Клейста. Вне сомнения, ценность этой информации, если говорить о влиянии её на исход наземного сражения, несоизмеримо выше, чем два-три десятка сбитых советских самолётов Э. Хартманом.

Наши наземные войска, благодаря информации Покрышкина, успели подготовиться к прорыву танкового корпуса Клейста, и внезапность, так часто решающая успех на войне танкового удара, пропала. Этот подвиг Покрышкина, сохранивший десятки тысяч жизней советских солдат, с точки зрения вклада в общую победу сражающихся армий, на порядок ценнее, чем ряд побед в воздухе аса Хартмана.

С точки зрения современных взглядов на информационную значимость и смысловую реальность течения любых событий в мире (в том числе и военных), информация приобрела и будет всё больше приобретать гигантский вес. Опыт истории войн неизменно показывает, какую высокую цену приходится платить за неполноту информации о вражеских войсках. Сколько книг и сколько легенд распространяется о великих разведчиках, проникших в сферы многоаспектной деятельности стран, воющих друг с другом, только с одной главной целью – добыть ценнейшую информацию о военной силе чужой страны. И по прошествии десятков лет слава великих разведчиков только возрастает. Так как многие тайны их жизни становятся с течением времени достоянием не только узкой группы людей. Развивая свой подход, отметим, что критерий эффективности боевой работы истребительной авиации, вполне осознанно выбранный Покрышкиным для самого себя, и для руководимого им звена, эскадрильи, полка, дивизии диаметрально отличался от стереотипного критерия, просто описываемого числом сбитых самолётов или числом сожженной при бомбежках и штурмовках техники врага, количеством уничтоженной живой силы противника.

Насколько удачно выполнена боевая задача, настолько можно говорить об эффективности боевого вылета. Хотя число сбитых самолётов противника простой количественный критерий, используемый для сравнения боевой деятельности лётчиков-истребителей, не вызывает сомнения. Парадоксально, но этот традиционный критерий эффективности боевой работы истребительной авиации сильно суживает русло для дискуссий даже вокруг такого чёткого понятия, каким является понятие числа, и всё-таки споры и острые дискуссии не утихают. Хотя очевидно и другое, поскольку такой критерий имеет вероятностную природу, поэтому не так легко установить число побед любого воздушного аса по прошествии стольких лет после окончания Второй Мировой войны. Но, как образно заметил С. Цвейг, истина стоит не позади, а как бы против вероятности.

На Олимпийских играх есть спортсмены, которые борются за медали в отдельных видах спорта и есть спортсмены, которые состязаются в десятиборье. Очевидно, десятиборцы по своим спортивным результатам уступают спринтерам в беге на 100 и 200 метров, так как спринтеры быстрее пробегают стометровку, чем десятиборцы. Однако в беге на 1500 метров или в прыжках с шестом, прыжках в высоту превосходство уже на стороне десятиборцев. Десятиборец должен быть универсально подготовлен, спринтер высочайшего класса тренируется и достигает результатов только на дистанциях сто и двести метров. Даже со старта в беге на сто метров спринтер срывается быстрее десятиборца, так как слишком велика цена задержки на долю секунды. В спорте никому не приходит в голову сравнивать по мастерству спринтеров и десятиборцев. Допустим, спринтер на олимпийских играх получил серебряную медаль, а десятиборец золотую, при этом спринтер стометровку пробежал на 0.2 секунды лучше, чем десятиборец. Чей же вклад в команду был выше спринтера или десятиборца? Ответ ясен. Спринтер развивает талант в узком направлении, иначе он не победит, десятиборец стремится к универсальности, развивая свой талан по различным направлениям своей личности. В книге «Тайна творчества гениев» авторы поставили вопрос о связи универсальности и гениальности.

«Можно ли утверждать, что большинству гениально одаренных личностей были свойственны черты универсальной одарённости? Если универсальная одарённость есть свойство гениального дара, то из этого следует, что существует такая черта (ось автономного психонейрофизиологического комплекса личности), которая зримо отличает гения от других людей. Из признания факта об универсальной одарённости гения следует, что гений обладает способностью менять вектор приложения своих творческих сил. Еще в Древней Греции выдающимися считались те люди, чья деятельность охватывала сразу множество сфер приложения ума. Универсальность гениальной личности в ранний период истории была связана с тем, что наука древности развивалась преимущественно гениальными одиночками, которые являлись одинаково сильными «специалистами» в различных науках» (24).

Никто сёрьезно ещё не ставил так вопрос, каких лётчиков надо было готовить во время Второй Мировой войны: узких специалистов по уничтожению вражеских самолётов, или полную им противоположность – универсальных пилотов, с одинаковым мастерством и уверенностью выполняющих поставленные им разносторонние боевые задачи. Многосторонний анализ боевой деятельности двух первых воздушных асов СССР и Германии поможет ответить нам на этот вопрос. Проводя аналогию со спортивными состязаниями, мы видим достаточно сходную картину противоборства в воздушной войне. Перед нами психологические портреты и боевая деятельность двух воздушных асов, возглавляющих иерархию лётчиков-истребителей в своих странах: Александр Покрышкин и Эрих Хартман. Хартман и другие высшие немецкие асы до предела отточили своё искусство и технологию уничтожения самолётов противника в узком русле боевых манёвров. Их комбинации манёвров, рассчитанные при атаке на предельно малую дистанцию сближения с самолётом противника, включали чёткие мыслительные стереотипы и очерёдность манёвров. Много раз повторенная, эта совокупность манёвров настолько прочно запоминалась в памяти, что достигла высокого уровня бессознательных автоматизированных навыков. И потому так же как спринтер, услышав стартовый выстрел, не теряя ни доли секунды, срывается с места и мчится к финишу, также опытным глазом Хартман, увидев слабого русского пилота, мгновенно пикирует, входит в ближнюю зону и сбивает его. Однако и Покрышкину не было равных по психофизиологической реакции наизменение боевой ситуации и, по крайне мере, она не была слабее, чем у Хартмана.

Можно ли предположить, что Хартман и другие десять высших немецких асов могли превзойти Покрышкина в искусстве разведки? Маловероятно, разведывательные полёты – это иная сфера авиации на войне и требует иного профессионализма, других методов и умений. Можно ли представить, что Хартман, Бархорн, Ралль Новотны, Крупински, Липферт после воздушных боёв не отдыхая много времени, уделяли разбору ошибок с неопытными немецкими пилотами, тратили время на изучение новых манёвров своих учеников? Маловероятно, потому что им нужно было сберегать нервную энергию для боевых вылетов на следующий день или даже в тот же день. Спринтер мирового класса или футболист мирового класса должен уметь отдыхать, он никогда в день соревнования не должен чувствовать себя усталым иначе победы не будет.

Высший уровень активности требует и высшего уровня расслабления. Чтобы достигнуть астрономического числа побед и не пропустить в воздухе ни одного отбившегося русского пилота, необходимо было предельное сосредоточение и сбережение на земле нервной энергии, по той причине, что её кладезь не бездонен. Каждая схватка в воздухе, тем более все немецкие асы были большие мастера ближнего боя, требовала больших затрат нервной энергии. Всем известен факт, что из-за нервного истощения в 1944 году Хартмана на месяц отправили в санаторий лечиться. Нас интересует более широкая проблема, чем превосходство того или другого лётчика-истребителя по числу сбитых самолётов. Мы ставим вопрос иначе – чем отличается пассионарий от обычного человека, даже от мастера своего дела? У пассионария велик вклад в человеческую задачу, которую перед ним поставило общество. Во-вторых, по теории Гумилёва, пассионарий обладает исключительно высоким уровнем психической энергии. Когда есть большой запас психической энергии, можно концентрировать её потоки. В этом смысле Покрышкин, с его высочайшей одержимостью создать команду советских асов, не напрасно использовал свой неистощимый энергетический запас. Он потенциально мог переключать свою деятельность с одного дела на другое. Ощущение личного вклада в общую победу сформировало доминанту в сознании Покрышкина. Все очевидцы боевой деятельности Покрышкина отмечали, что он работал во время войны непрерывно, совершенно не давая себе время для отдыха. Это было поразительно, но это было так. И его усилия не пропали даром, как играющий тренер в футболе, он учил своих однополчан и на земле, и в бою.

За короткое время Покрышкин создал элиту советских асов, их слётанность и взаимопонимание, взаимозаменяемость и взаимовыручка, их дерзость и агрессивность в атаке были неудержимы. Тактические решения в атаке и подстраховка одним учеником Покрышкина другого были доведены до совершенства. Схватки в воздухе со знаменитыми немецкими элитными асами люфтваффе чаще заканчивались оглушительными победами покрышкинцев, нередко ведомыми своим командиром.