Пассионарность и кардинальная диспозиция - два источника судьбы гения

Е. Синицын

Александр Покрышкин - гений воздушной войны. Психология героизма (фрагменты из книги).

Пассионарность и кардинальная диспозиция - два источника судьбы гения

Многое в судьбе одержимых отвагой личностей зависит от их психологического типа. Людей интуитивно-мыслительного склада больше влечет мирное творчество, а людей сенсорно-мыслительного склада, если к тому же они обладают экстравертной установкой сознания и высокой доминантностью своей натуры, неудержимо привлекает военная деятельность. Александр Покрышкин принадлежал к сенсорно-мыслительному экстравертному типу. К этому типу принадлежало большинство выдающихся полководцев (Александр Македонский, Юлий Цезарь, Наполеон, Суворов, Кутузов, Жуков, Рокоссовский и другие).

Бесспорно, одни полководческие гении – герои совершали более масштабные решения, так как управляли большими массами войск, захватывали большие территории, вели сражения с большими массами войск, другие, не уступая им в самой сути гениальности решения и сути героического поступка, схватывались в единоборстве с врагом. В воздушной войне времён Второй Мировой войны только в конце войны американские воздушные силы летали большими массами самолётов. Большинство воздушных поединков совершались в виде ограниченных по числу самолётов. Руже де Лиль написал «Марсельезу», а Бетховен сочинил Третью Героическую симфонию. Масштаб произведений различен, но оба произведения и песня, ставшая символом борьбы, и симфония - бессмертны, потому что бессмертен тот героический дух, который они выражают.

Гениальность тактического решения полководца в крупной битве и в воздушном поединке между небольшими двумя группами истребителей не измеряется масштабом сражающихся сил, её мерилом является высший (за пределами традиционной рациональности) уровень иррационального и непонятного для врага действия. Творческая деятельность сознания и бессознательного, высокий дух Покрышкина, бесстрашно схватившегося в одиночку в воздушном поединке с двадцатью штурмовиками-истребителями Ме-110, отразили саму сущность спонтанной гениальности манёвров в поединке с непредсказуемым исходом. В этом смысле нет никакой разницы работы психики Суворова, посылавшего в штыковую атаку русские отряды на врага, и работой психики в воздушных боях Покрышкина. Мы рассматриваем проблему не по значимости военных побед и их масштабности, а по уникальности комплекса психических характеристик выдающихся личностей, чьё поведение в экстремальных ситуациях отличаются от традиционного поведения человека массы. Есть ли в их поступках нечто общее, независимо от рода деятельности таких людей? Эта проблема требует понимания и её разрешения.

Американский психолог Олпорт утверждал, что жизнь многих знаменитых исторических личностей, была пронизана кардинальной диспозицией, к таким людям он относил Жанну Д´Aрк, Макиавелли, Альберта Швейцера, Чарльза Дарвина, Суворова, Наполеона и у многих других людей, оставивших глубокий след в истории человечества. «Кардинальная диспозиция настолько пронизывает человека, что почти все его поступки можно свести к её влиянию», – отмечают американские психологи Л. Хьелл и Д. Зиглер (38, с. 280). Эта высшая генерализованная диспозиция личности может быть скрытой, не выходящей на поверхность сознания, но неизменно господствующая над психикой человека.

Ни в какую эпоху не проявилась так ярко кардинальная диспозиция, овладевающая всей психической структурой отважной личности, как в эпоху Великих географических открытий. Бесчисленны и немыслимы препятствия, которые преодолевали путешественники. В человеческий ум не укладываются испытания, которые претерпевали мореплаватели в их сверх одержимом стремлении открывать новые земли. Что двигало Магелланом? Препятствия, которые стояли на его пути в кругосветном путешествии, непреодолимы для обычного человека: и бунт на корабле, и предательство, и полная неизвестность в течение неоднократных и безуспешных попыток найти пролив, огибающий Южную Америку, зимовка в невыносимых условиях, полуголодное существование, штормы, голод, болезни. После зимовки несколько попыток, наконец, долгожданная удача, пролив найден. Теперь в путь в новую ещё более страшную неизвестность.

Не меньше поражает подвиг английского мореплавателя Д. Кука, совершавшего на одиночном корабле кругосветное путешествие. Коралловый риф, преграждающий путь в океан от берегов Австралии и корабль садится на риф, пролом в днище, вода хлещет в трюм, кажется конец, выхода нет. Но Кук его находит. С трудом забивают снаружи метровую дыру. Всё, даже нужное летит за борт, наступает время прилива, корабль медленно, скрежеща дном о коралловый риф, поднимается над ним. Когда капитан английского флота Роберт Скотт с небольшой группой людей в безбрежном море ледяной пустыни Антарктиды на последнем переходе с большим трудом продвигался к Южному полюсу, каждую минуту ощущая рядом отчаяние и смерть, что толкало его вперед?

Пройдены последние километры, вот он желанный недоступный для всего человечества Южный полюс, цель всей жизни достигнута, но на полюсе победоносно развивается норвежский флаг. Всего один месяц разделил удачу первых и драму жизни вторых. И трагедия неутомимого отважного полярного исследователя была не только в его смерти от полного истощения, от голода и холода на обратном пути, но и в том, что, преодолев немыслимое и, ещё не подойдя к полюсу, путешественники приблизились к стоянке, которую до них уже успели соорудить члены команды другого путешественника – Амундсена.

Норвежский учёный и полярный исследователь Нандсен совершил немыслимую попытку пробиться через льды Арктики к Северному полюсу, сначала дрейфуя на небольшом парусном корабле «Фраме», затем поняв бесплодность этой попытки, он не приходит в отчаяние, а оставив свою команду, отправляется до полюса вдвоём вместе со своим другом на собачьей упряжке. Но дрейф льдов сделал неудачной и эту попытку, двигаясь по ледниковой пустыне, среди ледяных торосов, рискуя жизнью, с невероятным трудом пройдя 175 км, Нандсен убедился, что они не продвинулись к Северному полюсу. Но Нандсен не обращает внимания на неудачу, инстинкт самосохранения вытесняется, превращаясь в свою противоположность – одержимость достигнуть поставленной цели, мобилизуя всю без остатка волю к жизни. Вдвоём, оторванные от всего мира, идут на лыжах путешественники, до Северного полюса ещё далеко, их застаёт в пути долгая полярная зима, продукты давно на исходе, они строят из снега и льда жилище, покрытое шкурами моржей. И всю долгу тёмную полярную зиму, питаясь мясом моржей и медведей, мужественно в совершенно безвыходном положении, не ожидая ни откуда помощи, зимуют в полной темноте долгие месяцы. Наступает весна, на утлой лодке с небольшим парусом Нандсен непреклонно стремиться к полюсу, среди ледниковых глыб. На одной стоянке непривязанную лодку относит от берега, Нандсен в одежде, увидев уплывающую лодку, ни секунды не колеблясь, бросается в ледяную воду, доплывает до неё и причаливает её к берегу.

Поступки выдающихся путешественников не укладываются в рамки привычных представлений о человеческих возможностях, но на все вопросы ответ один – кардинальная диспозиция и пассионарность – поднимают и помогают выдержать всё, они идут и плывут и навстречу неизвестности, будто люди, окончательно потерявшие рассудок.

Два могучих источника – сознание и бессознательное питают энергией кардинальную диспозицию в море других черт личности (диспозиций), присущих массовому человеку. Кардинальная диспозиция – редчайший гость в человеческом обществе. И потому даже среди ярких индивидуальностей, заполняющих массу людей, практически невозможно найти человека, наделенного кардинальной диспозицией.

Так случается, что кардинальной диспозицией обладают только те люди, которые через десятилетия и века оставляют в истории глубочайший след. Этот след не может стереть время, его не могут затоптать толпы людей, этот след указывает путь часто в кромешной темноте. Кардинальная диспозиция предопределяет дар гениальности – тот дар, о котором привычно говорят как о божественном даре.

Нет сомнения, что и Покрышкин обладал кардинальной диспозицией. «Отличался Александр Иванович, прежде всего тем, что он был действительно лётчик от Бога», – вспоминал генерал-полковник авиации, ученик Покрышкина Н.И. Москвителев (Цит. по 29, с. 438). Власть иррациональной кардинальной диспозиции в психике лётчика-теоретика проявлялась в сильном влечении и одержимости Покрышкина самостоятельно открыть и разработать законы воздушной войны. В неудержимом влечении к структурному мышлению Покрышкин в значительной степени отличался от выдающих немецких асов, виртуозов в воздухе и блестящих мастеров снайперского огня. Только поняв структурные законы воздушной войны, понимая их до мельчайших деталей, досконально изучая их, он мог получить возможность беспощадно сбивать вражеские самолёты, пока небо не будет от них свободно. Шаг за шагом в сознании лётчика сплетались смысловые образы фигур высшего пилотажа в целостную ситуационно-информационную картину воздушных поединков как в единый прочный узел.

В сознании Покрышкина все более укреплялись доминантные образы воздушных боев. Наличие в сознании доминантных образов было впервые открыто И.П. Павловым, когда он изучал условные рефлексы. Последователь Павлова крупнейший отечественный физиолог Ухтомский продолжил их исследование. Все вращается, как утверждал Ухтомский, в сознании вокруг главной доминанты, она продуцирует и стержневую идею и все побочные идеи, которые ей преданно служат, всё в сознании и, прежде всего, в бессознательном поглощено доминантой. Доминанта самый надежный и верный союзник идей. Если нет доминанты, которой поглощен мозг, то нет и идей. Так в сознании возникает заколдованный круг творческого процесса. Как бурлящий, мчащийся с гор поток неумолим, так неумолим творческий процесс. Он перегораживает другие менее значимые потоки информации, мешающие творчеству, и перегораживает их бессознательно. В этом вся власть и суть творчества. Может ли эта власть служить злу?

Утвердительный ответ вытекает из-за отсутствия во многих людях нравственных запретов, которые всегда выступают как сила, уравновешивающая тёмную сторону в человеке. Среди немецких асов, безусловно, так же, как и среди русских асов, были творческие и очень одарённые люди. Но они вели захватническую войну в небе, немецкие асы-истребители сопровождали свои бомбардировщики, которые бомбили советские города, эти асы стремились безжалостно уничтожать самолёты, ведомые русскими пилотами, сражавшимися за свободу своей страны. В настоящее время анализ боевых действий выдающихся немецких асов все более склоняется к абстрагированию их от общей концепции Второй Мировой войны, которую вел Вермахт.

Кардинальная диспозиция как прожектор высвечивает русло, куда направляются поступки человека. И если эта диспозиция к тому же дополняется совестью, то индивидуальность вылепливает себя с той неповторимостью, над которой не властна судьба, не властно стечение разноликих обстоятельств. Покрышкин обладал на редкость обостренной совестью. Совесть у Покрышкина была тем неподкупным судьей, который вмешивался во все варианты принимаемых им решений.

Вводя в свою модель психики человека элемент суперэго, Фрейд разделял его на две подсистемы совесть и эго-идеал. Совесть, анализируя поступки, которые совершает человек, тотчас же включает в себя способность к критической самооценке и наличие моральных запретов. Критическая самооценка так часто доминировала в осмыслении Покрышкиным многих своих поступков, что нам кажется, не слишком ли лётчик был критичен к самому себе. Почему? Потому что вклад его совести как непокорный страж в сознании, стоял на страже нравственных интересов человека. Фромм описал два вида совести: гуманистическую и авторитарную.

«Гуманистическая совесть – это не интернализированный голос авторитета, которому мы стараемся угодить и недовольства которого мы боимся; это наш собственный голос, не зависящий от внешних санкций и одобрений. Какова природа этого голоса? Почему мы слышим его и почему мы можем оставаться глухими к нему?», – писал Фромм (34, с. 126). Покрышкин обладал гуманистической совестью, а Геринг гипертрофированной авторитарной совестью и, не стыдясь, публично заявлял: «У меня нет совести, моя совесть – Адольф Гитлер» (Цит. по 29, с. 410).

Совесть – это был ещё один человеческий фактор, сильно воздействовавший на решение Покрышкина, в связи с которым он отказался от должности начальника отдела в штабе ВВС. Потом он объяснил жене: «Не люблю из-за стола командовать. Хожу по кабинетам, а сам все время думаю: как там, в полку без меня? Если без меня моих ребят посбивают, я потом до конца жизни не смогу жить со спокойной совестью» (Цит. по 29, с. 334).

Выдающийся немецкий психолог и социолог Эрих Фромм выделил в человеке главенствующую потребность, имеющую два далеко отстоящих друг от друга полюса: свобода–безопасность. Кто стремится к свободе, утверждал Фромм, рискует потерять свою безопасность. Один из механизмов бегства от свободы, как полагает Фромм, подчинение. Человек боится своего одиночества и изоляции, уходя от него, ищет способ от него избавиться, стремясь одновременно избавиться от своей индивидуальности, полностью подчиняясь массе. Всё, что делает масса – это правильно, считает такой человек, не страдая от потери уникальности своей личности. Так и только так, находя своё спасение в подчинении массе, человек убегает от свободы. Здесь кроется истинная причина, почему массовый человек в большинстве своих поступков бессознательно отдаёт приоритет полюсу безопасности. Ценность безопасности для массового человека намного выше ценности свободы. Это краеугольное положение лежит также в основе известной пирамиды Маслоу. Свобода и самоактуализация – это почти совпадающие потребности и одна не может проявить себя без другой. Американский психолог Маслоу полагал, что только 1% людей способны выйти на уровень самореализации и самоактуализации. Число же людей, предпочитающих безопасность свободе – неограниченно велико, ведь к свободе устремляется тот, кто не боится одиночества. Но герой не был бы героем, если бы не стремился к выражению своей неудержимой склонности к свободе.

В потребности свободы Фромм нашёл два полюса: на одном полюсе проявления негативной свободы, а на противоположном – человек осуществляет смысл своей жизни в области позитивной свободы. В чём двойственная природа потребности свободы у человека?

Фромм утверждает, что негативная свобода – «это свобода от…», а «позитивная свобода – это свобода чего то…». Когда человек стремится получить свободу, уходя от мира и разрывая с ним связи, надеясь приобрести себе покой и безопасность, то он приобретает опасную для него изоляцию, а в ней он не может выразить свою индивидуальность. Поэтому, утверждает Фромм, только позитивная свобода даёт человеку полное самовыражение. «Другой путь, – пишет Фромм, – единственно плодотворный и продуктивный, не вызывающий никаких сложных конфликтов, – это путь спонтанных связей с людьми и природой, то есть таких связей, которые соединяют человека с миром, не нанося никакого вреда его индивидуальности» (35, с. 48). Смысл установления таких связей с миром, полагает Фромм, даёт человеку полноту развития себя как целостной личности, не ограничивает этого развития, позволяет плодотворно трудиться и способствует развитию человека в полную силу его возможностей.

В характере Покрышкина всегда была жажда позитивной свободы, и, как только он чувствовал, что потребность к установлению спонтанных связей с людьми и миром находится под угрозой, всё начинало в нём бунтовать. В кабинете подготовки лётчиков ВВС, даже обладая властью, даже получив звание генерала, Покрышкин потерял бы своё неукротимое желание к творческим связям с миром. Вырастив своих однополчан и получив в благодарность от них взаимопонимание, затратив неимоверно много энергии для рождения и на земле, и в бою спонтанных связей, создав спаянно-слётанную команду лётчиков-истребителей, дышащих воздухом позитивной свободы, Покрышкин понял, что потерять это он не мог ни при каких условиях.

В его психической структуре личности было пять мощных доминант – спонтанность, одержимость к поиску новых решений, потребность в позитивной свободе, сила структурного мышления и высокий уровень психической энергии.

Позитивная свобода пронизывает всё существо незаурядного человека, если бы не было этого предельно обостренного чувства, человек не состоялся бы как выдающаяся личность и не важно кто он – учёный, реформатор, государственный деятель или военный. Личность Покрышкина потрясает в своём неуклонном стремлении к свободе быть, в противовес стремлению иметь звания и почести. Покрышкин жаждал свободного неба, когда в нём появлялись вражеские самолёты, он видел в этом посягательство на свободу своей Родины и уже потом на свою личную свободу.

Воздушные единоборства, где грань жизни и смерти прочерчена тонкой линией судьбы, Покрышкин ни при каких условиях не хотел менять на безопасную жизнь кабинетов даже тогда, когда ему (уже подполковнику) предложили в 1943 году генеральскую должность начальника отдела в штабе ВВС. Этот эпизод из биографии Покрышкина не столь экстремален, как воздушные сражения, но по воле случая судьба бросила ему вызов. Кто кого подчинит себе, судьба лётчика или он судьбу? «Отвоевался ты, Александр Иванович, – сказал Дзусов. – Тебя отзывает Москва. Бери расчет, личное дело, выписывай проездные документы и отправляйся в штаб ВВС. Едешь на выдвижение. Поздравляю!

Я так растерялся, что не нашёлся, что ответить. Мысли мои смешались. Ведь я все время жил надеждой улететь, на фронт… Бросить полк, уйти с фронта?.. Мне было жарко, хотя на дворе стоял морозный солнечный день» (17, с. 340).

Непредсказуемая и наполненная драмами судьба шлет лётчику из своих тайников явное искушение. Что должен был почувствовать Покрышкин, как ни краткий миг счастья. Он нужен не только на фронте, в этом сомнения не было, но и даже там, в верхних эшёлонах власти, он признан в поле своей деятельности. Военная карьера искушает и признательно, и исподволь открывает свои двери и говорит напрямик: «Входи!». Но почему ему стало жарко на морозе? Какое же сомнение разъедало душу? И, как всегда в жизни, философия момента только и ждёт противоречия в столкновении миссии героя и искушения судьбы. Склониться ли перед её всемогуществом? Какое бесчисленное число раз преклоняли колена перед непререкаемой властью внешних сил даже люди, наделённые мужеством и отвагой? Но постигнуть момент – значит победить судьбу. Не постигнуть – значит не понять ни себя, ни окружающий мир с его скрытыми лабиринтами нескончаемых неопределенностей. И произошло то, что не могло ни произойти. Бессознательно Покрышкин понял экзистенциальную сущность происходящего. Как бы высоко не ценили его работу в штабе, как бы не раскрывались настежь двери военной карьеры, он потеряет свободу самовыражения, потеряет ту до предела интенсивную жизнь, которая перенасыщена непрерывным вызовом смертельной опасности, потеряет жизнь, наполненную дерзостью и риском, блеском могучего вихря воздушного поединка. Лётчик с исключительной индивидуальностью не сомневался, что начальник отдела в штабе ВВС в военное время – это совсем не его стихия.

И здесь мы не можем уйти от актуальнейшей и пока нерешённой проблемы. Как влияет психологический тип на его предчувствие своей судьбы, как кардинальная диспозиция распоряжается этим влиянием. И тут в этот процесс вмешивается другое особое явление, которое было открыто отечественным выдающимся учёным и названное им пассионарностью.

Пассионарий в воздухе

Иррациональное ощущение своей судьбы навсегда овладевает жизненным пространством человека сенсорного типа (у сенсорного типа ощущение наиболее сильная психическая функция). Но не все из людей способны почувствовать силу движения жизни и таинственную власть увлекающих их сердца и души потоков. Это непонятная и загадочная стихия предназначения судьбы непроизвольно заставляет склониться перед собой, не унижая личность, а, напротив, давая выдающейся личности открыть свое превосходство перед обстоятельствами жизни и превозмочь их. И это дано немногим, редким людям. Фаталистами были многие выдающиеся люди – Байрон и Лермонтов. Рок требует, рок разворачивается в глубоком неразветвленном русле пассионарного предназначения героя. В истории ни один пассионарий не мог изменить глубинному течению своей жизни. Л.Н. Гумилев пишет, что, как правило, мутация не затрагивает всей популяции в определенном ареале. Всплеск пассионарности как проявление «мутации» связан с различными компонентами или уровнями пассионарности. Сторонний наблюдатель, – полагает Гумилев, – видит, как пассионарии одержимы непреоборимым влечением к намеченной цели, он видит, что мощный инстинкт самосохранения теряет над ними власть, преобразуясь в свою противоположность – в мотив жертвенности. Этот мотив господствует над поведением пассионариев. Существует время, когда отчетливо виден момент пассионарного толчка (5, с. 29).

Гумилев выделил семь уровней пассионарности на кривой роста пассионарного напряжения. Во время Великой Отечественной войны возникли два наиболее высоких по напряжению уровня пассионарности: шестой уровень – стремление к идеалу победы с большим риском для жизни и седьмой уровень, наиболее насыщенный энергией, пиковый уровень жертвенности. Интервал времени наивысшей пассионарности требует предельно большой напряженности всей духовной, психической и физиологической жизни человека, в таких условиях выплескиваются вулканические озарения мысли или совершаются подвиги. Рябь жизни могла вносить слабые колебания в ту или другую сторону, но что она могла противопоставить быстрому и могучему течению потока фронтовой действительности. Что-то иррациональное, не сочетающиеся с разумом, толкает пассионария в узкое русло, где нет мало значимых разветвлений, но есть четко выверенное – неясно кем – направление судьбы. Гумилев выделяет несколько фаз пассионарности. Первые две фазы связаны с подъемом и с акматической фазой, когда подъем достигает наивысшего накала, следующая третья фаза обусловлена надломом, после которой развитие общества переходит в инерционную фазу и обскурацию.

В Великой Отечественной войне фаза резкого подъёма героических усилий со стороны советских войск началась в 1943 году. В такой фазе, согласно Гумилеву, пассионарность резко возрастает и потому неизбежен пассионарный выброс или толчок, сопровождающийся насыщением общества высокой энергетикой. Но в этом общем потоке героизма выделялись отдельные личности, высокая энергетика психики которых побуждала их одновременно и к интенсивной мыслительной деятельности, и к её практическому воплощению. К числу этих людей принадлежал Покрышкин. Именно фактор высокой психической энергии является одним из главных психических факторов, определяющих кардинальную диспозицию в чертах характера. Это мощная психическая энергия, которая, выплескиваясь за грань пассионарного порога, так же как лава из вулкана, толкает пассионария на героические поступки. Высший пилотаж Покрышкина и в тренировочных полетах, и в воздушных сражениях в энергетическом смысле подобен был буйным вихревым потокам. Варианты и ход воздушного поединка стремительно проносились в сознании аса, и в этот момент биологический инстинкт самосохранения, как и у любого пассионария, выходившего на шестой уровень – уровень героизма, вытеснялся в глубины бессознательного, где страх уже не имеет своей обычной власти над человеком и его разумом. Такова психическая природа бесстрашия. Смел тот, у кого инстинкт самосохранения не диктует свои решения разуму.

С удивительным постоянством Покрышкин в любых жизненных ситуациях интуитивно предчувствовал своё творческое «Я», которое управляло им ненавязчиво, но властно. Как притягательна власть, которая не угнетает, но когда идёт ожесточенная кровавая война, далеко от линии фронта, в кабинете, в окружении чистоты и порядка, в окружении бумаг, приказов и предписаний могло притупиться его неукротимое стремление к превосходству над врагом. Как и у каждого советского фронтового лётчика пылало в сердце у Покрышкина трепещущим пламенем чувство ненависти к врагу. Он не мог забыть взгляда умирающего русского мальчика с развороченным осколком животом. Покрышкин был десятым в стране дважды Героем Советского Союза, в свои тридцать лет, он – гроза немецких «мессершмиттов» и «юнкерсов», понял, что в его боевой жизни появился трамплин к большим свершениям. Даже здесь в Москве он в мыслях жил фронтовыми заботами. Скрытых подводных рифов в откровенно искренних и прямолинейных разговорах с вышестоящим командованием было немного, но победили, как ни парадоксально, дипломатическое мастерство Покрышкина, в основе которого лежали и внутренняя убежденность лётчика вернуться в свой полк и прямота характера, дополненная стойкостью и логикой аргументации.

Если у глубинного смысла есть соперник, то им становится только краткость мысли, но когда краткость мысли вступает в прочный союз с глубиной и противоречием, рождается гениальный афоризм, в котором сверкает как изумруд парадоксальная мысль, а в парадоксе отражается вечное противоречие бытия. Стефан Цвейг писал: «Судьба дарует человеку высшее счастье, если в середине пути в годы творческой зрелости, он постигнет цель своей жизни».

Предчувствие подсказало Покрышкину, что полностью осуществить свою тактику воздушных боёв, стратегию победной суворовской атакующей воздушной войны возможно только в самом пекле сражений. Только сам незаурядный и бесстрашный рыцарь воздушных поединков мог испытать свою систему до конца. Покрышкин не мог подавить в сознании и вытеснить из него не проходящую душевную боль за своих погибших друзей: Яковлева, который в безумном бесстрашии сквозь густую метель трассирующих пуль, устремился к ведущему вражескому бомбардировщику и погиб, Дьяченко, который, будучи подбит, приземлился на поле, но, увидев, как «мессершмитты» наседают на одиночный истребитель его ведущего Фигичева, снова поднялся в небо и вдруг рухнул камнем на землю. Как мог забыть Покрышкин совсем молодого лётчика Островского, которого он любил, безжалостно расстрелянного немцами, когда он спускался на парашюте; как не отомстить за лётчика богатыря, своего самого близкого друга – воздушного аса Вадима Фадеева, смерть которого в неравном бою потрясла Покрышкина.

Какие он мог найти аргументы, чтобы притупить свою обострённую совесть? «Конечно штабная работа спокойней и безопасней, – вспоминает Покрышкин, – …что скажут обо мне мои боевые друзья, узнав, что я, научившись воевать, задолго до конца войны ухожу с фронта? Скажут, тихой жизни захотел, а может быть и того хуже…» (17, с. 343). Но нет в мятежной душе покоя, когда в небе ещё бушует жестокая беспощадная война, когда каждый день падают в жертвенном огне самолёты, когда выбрасываются с парашютами лётчики, и если бог хранит их парашюты от вражеских пулемётов, то безжалостный порыв ветра уносит лётчиков на вражескую территорию, навстречу плену.

Будущий трижды герой не сомневался ни одной секунды, что стихия его жизни не там – в одном из кабинетов штаба ВВС. Как лермонтовский парус жаждал бури, так воздушный ас жаждал жестоких схваток с врагом в воздухе, пока пламенел и сжигал его сердце очаг мести. Враг там – над линией фронта так бесконечно далеко от кабинетов штаба ВВС, а рядом не будет неукротимого и беспощадного мстителя.

В проникновенных, оточенных болью словах «…Если без меня моих ребят посбивают, я потом до конца жизни не смогу жить со спокойной совестью» явственно слышится отцовский голос к своим ученикам. Воображение мастера рисует беспощадные бои в небе, ловушки хитрого врага, его численное превосходство, атаки со стороны солнца «мессеров», отвагу однополчан, горящие самолёты. Но в кабинете Генерального штаба ВВС бессилен будет Покрышкин подсказать, разобрать после боя ошибки и успехи, помочь своим фронтовым братьям в жестоких поединках. Эта мысль плотиной встала против решения принять предложение высшего командования ВВС. Есть люди, наделённые даром предвидеть будущие события, но их мало. Решения принимают все и каждую минуту, но у одних эти решения обусловлены только взглядом на шаг вперёд, а другие видят на сто миль дальше.

Покрышкин неизменно, когда судьба выдвигала задачу принять кардинальное решение, обладал способностью предвидеть события и видел их структурную значимость. Его решения были просты, но в их простоте он предвидел цену возможных жизненных ошибок. Интуиция рисует множество потенциальных возможностей, но у интуитивных типов не хватает сенсорного структурного предвидения развития событий – в силу слабости психической функции ощущения – энергия которой отнята интуицией. Поэтому интуитивные типы уступают сенсорным типам на войне, но сильны в области науки или художественного творчества. Сенсорные психологические типы, к которым принадлежали все выдающиеся полководцы, обладают пророческим предвидением потенциальных возможностей успеха в сражении, за счёт того, что они отчетливо представляют в своём воображении всю структуру сражения в её динамике, и потому находят ту точку или структурный элемент, где придёт успех. Такая способность – представлять в своём воображении структуру воздушного боя, безусловно, была счастливой особенностью Покрышкина, и эта уникальная способность почти безошибочно предчувствовать оптимальные ходы в воздушном бою, постепенно выработала у него неумолимое правило не менять своих решений. Структурное предвиденье событий одно из самых замечательных свойств любого человека, но когда предвиденье к тому же пронизано спонтанным характером принимаемых решений, тогда это свойство личности становится бесценным. Высокая спонтанность характерна для творческих людей, которые отличаются высоким уровнем фантазии.

С каждым шагом Покрышкин развивал оригинальную структурную идею использования вертикального манёвра, которая была опорой в его тактике истребительной авиации. Эта идея прочно завладевала его сознанием. И каждый последующий шаг в развитии своей идеи, накрепко запечатленный в сознании, не позволял Покрышкину сворачивать с выбранного пути. Природа новаторства и глубокой мысли, проникающей за пределы границы чужых стереотипов, неизменно привлекает внимание писателей. Каждая биография первопроходца магически манит исследователей к его судьбе. Тончайший исследователь жизни и творчества гениев Стефан Цвейг точно подметил одну парадоксальную сущность гениального открытия, которое счастливо осеняет незаурядного человека. К несчастью, для первооткрывателя так бывает, что пророческое открытие настолько опережает время, что этому счастливцу не хватает сил понять по настоящему, какая великая ценность попала по велению судьбы ему в руки.

«Всегда возникает трагедия духа, – пишет Цвейг в художественной биографии о первом в мире враче гипнотизере Франце Месмере, – когда изобретение гениальнее, чем изобретатель, когда мысль, которую художник или исследователь хотят воплотить, им не по силам и они вынуждены выпустить её из рук, завершенной лишь наполовину. Так было и с Месмером. Он ухватился за одну из важнейших проблем нового времени, но справиться с нею было свыше его сил; он задал миру вопрос и сам безнадежно мучился в поисках ответа» (42, с.90).

Неисчислимы случаи в истории человечества, когда открытия, сделанные гениями не признают при их жизни, навлекая на них всю тяжесть трагического непризнания. У Покрышкина в его судьбе все сложилось тоже драматически, но иначе. Шла жестокая война, и не могло так случиться, чтобы его уникальная тактика истребительной авиации, основанная на спонтанных вертикальных скоростных маневрах, считалась опередившей время. Редчайший случай, но именно тактика Покрышкина истребительной авиации и воспитание на её основе лётчиков-асов нового типа, владеющих в совершенстве вертикальными маневрами, нужны были тотчас же на любом участке фронта ни минутой, ни днем, ни неделями или месяцами позже. Проигрыш воздушной войны нашими лётными полками эскадрам люфтваффе, повлёк бы за собой тяжелейшее положение наземных частей, которые уничтожались бы с воздуха. В то время как победа в современной ему многоплановой войне в значительной степени достигается победой в воздушных сражениях и определяется, как любил говорить Покрышкин тем, кто сейчас хозяин в небе.

Освободительная война требовала перелома в сражениях и на земле, и в воздухе. Героизм, отвага, мужество, стойкость ничего бы не решили без мастерства, а оно требует иных полководческих решений, новых методов ведения войны. И ждать пока они будут изобретены, не было времени. В этом у Покрышкина была счастливая судьба, его открытия пришлись в самый нужный момент человеческой истории. Как очищающий воздух человечеству нужна была победа над гитлеризмом. Цена победы, массовая гибель людей в топке войны росла. И был только один путь уменьшения этой кровавой цены, нужны были новые методы войны. Самопожертвование уже не давало той энергии успеха и той мощи, которую требовала война. Дерзкая и отважная мысль становилась решающей в танковых сражениях, в общей стратегии фланговых охватов наступающих войск, проникающих ударов в тыл врага. И роль поддержки наземных войск с воздуха в этот период войны была очень велика.

Нужно было, во что бы то ни стало, сломить Вермахт по всему пространству войны. И на Западном фронте, и на Восточном настойчиво искали новую стратегию, новые тактики и методы воздушной войны, искали в сражениях, как в небе резко усилить свою мощь. Работали день и ночь конструкторы, работали заводы над новыми видами самолётов и оружия. А если бы по мановению волшебной руки, все лётчики на всех фронтах вмиг освоили тактику истребительной авиации Покрышкина, то это повлекло бы полный крах люфтваффе. Тогда бы точно уж не было этих астрономических счетов сбитых самолётов у асов люфтваффе.

Изобретение Покрышкиным своего метода ведения воздушной войны отчетливо понималось им самим в отличие от тех нередких случаев в истории открытий, когда автор открытия не был сам в состоянии разобраться в глубинной сути того, что волею судьбы и мысли попало ему в руки. Один из самых ярких случаев трагического непонимания открытия, изменившего психологию личности, была история открытия гениальным врачом гипнотизером Францем Месмером будущих психотерапевтических методов лечения людей. Сто лет споров, неприятия, отвержения, когда истина, в конце концов, повергла наземь спорящих, произошло в мировой истории, не случайно. Словно по предопределению судьбы, появляется Зигмунд Фрейд, подхвативший великие идеи Месмера и преобразовавший их в идеи и основы психоанализа.

Пассионарии никогда не опаздывают и всегда приходят ко времени, иначе в истории человечества не бывает, в противном случае, их героизм не имел бы смысла. Ни до, ни после судьба не отмеряет неумолимого потока времени. Пик – это не пологая гора и места на его вершине мало. Интервал появления пассионария в историческом масштабе очень узок, но призвание героя не в примитивном счастье обывателя. Счастье героя добывается в страданиях и подвигах, и много трагедий вокруг сопровождает этот особый вид героического счастья.

Реализовать генерализованную диспозицию своей личности Покрышкин мог только на том пути, который предоставила ему судьба. Покрышкин предугадал свою миссию на войне, работа в кабинете не позволила бы осуществить ему то, что он представлял для себя главным. Поскольку он был бы ограничен многочисленными инструкциями и сложной субординацией в отношениях с начальством. Исключительная спонтанная инициатива и одержимость, проявляемые Покрышкиным в воздушных поединках, в замкнутом пространстве кабинета не нашли бы своего выражения. И неизвестно как сложились бы отношения в иерархии ВВС, если необычайно талантливый человек с твердым характером попал в кабинеты власти. Так сложилось в биографии Покрышкина, что кардинальная диспозиция в чертах его характера, увлекающая за собой многие жизненные решения и наличие у него обострённой совести, оказались теми решающими факторами в этой уникальной ситуации, поставившей Покрышкина перед альтернативным решением. В чем суть кардинальной диспозиции?

Одно из проявлений кардинальной диспозиции в чертах характера в том, что восприятие человеком внешнего мира происходит избирательно, то есть человек стремится в основном к тем целям, которые ему диктует кардинальная диспозиция. Кардинальная диспозиция в чертах характера человека говорит о предельном сжатии психической энергии, её выброс происходит перед принятием принципиального решения. В сознании человека огромное множество информационно-смысловых образов. Среди этого множества есть те, которые практически всегда актуальны для этого человека. Содержание этих образов чаще других доминирует в сознании человека. На этих образах концентрируется большая часть психической энергии. Господство кардинальной диспозиции в сознании человека простирается над информационными образами разума и держится на высшей концентрации психической энергии в области приоритетного содержания многочисленных образов сознания. А высшая концентрация энергии у лётчика-истребителя возникает только в бою, где смешано всё: стремление превзойти противника, превзойти самого себя, подавить дерзостью атаки свой страх быть сбитым и, напротив, пробудить инстинкт самосохранения у врага, чтобы дезориентировать его внезапностью и посеять панику.

Рок противостоит рациональности и потому каждая жизнь великой личности полна таинственных, почти мистических и драматических противоречий. Но в этот момент драма Покрышкина, драма его кардинальной диспозиции была в том, что на войне приказы не обсуждаются, и он это прекрасно понимал. Одним росчерком пера высшего командования перекраивалась судьба подчиненных, поэтому Покрышкин мог лишиться осуществления высшего смысла своей боевой жизни. Наступил один из кульминационных моментов в его биографии. Его всепоглощающий замысел атакующей вертикальной воздушной войны ещё нуждался в доскональной групповой отработке деталей.

Лётчик-изобретатель уникальной системы воздушных поединков, находясь под благодатной властью своего творческого подхода, должен был развить до деталей свой метод тактики истребительной авиации и помочь фронтовым товарищам использовать его, чтобы побеждать в небе, а не погибнуть. Все высшие достижения Покрышкина: две золотые звезды Героя, его фронтовая слава, его новаторская тактика выступили против его миссии пассионария в этот трагический период для его Родины. На двух чашах весов по стечению обстоятельств лежали варианты судьбы системы и жизни. Только очень достойного лётчика высшее командование ВВС в напряженнейшее время воздушных сражений решилось отозвать с фронта. Главный маршал авиации А.А. Новиков, неизменно сочувствующий уже признанному воздушному асу, рассматривая тактику воздушных боев лётчика-истребителя и изобретателя уникальной системы воздушных поединков, со своей позиции командующего, оправданно считал, что опыт боевых действий Покрышкина, его бесспорные организаторские возможности необходимо немедленно распространять на все фронты, во все авиационные дивизии. И в эффективности распространения метода Покрышкина А.А. Новиков не сомневался. Ахиллесова пята в советских воздушных силах, как в результате глубокого и всестороннего анализа отметил А. Смирнов в книге «Боевая работа советской и немецкой авиации», была в слабой и непродолжительной подготовке лётчиков. Поэтому на этом поприще ВВС был нужен человек с мощной энергией и умом, с исключительным организационным талантом. Нужно было укрепить область подготовки пилотов тем человеком, который до тонкостей разбирался в этом деле, поскольку именно в тактике войны в небе люфтваффе имело в начале войны бесспорное превосходство. Потери советской авиации в первой половине Отечественной войны были чрезвычайно велики. Поэтому через требование реального военного времени родилась необходимость резко уменьшить это тактическое превосходство люфтваффе, а в лучшем случае добиться того, чтобы оно исчезло совсем.

Безусловно, неожиданное предложение командования ВВС захватило своей противоречивостью впечатлительную душу русского аса. Осмысление ситуации вызвало мгновенную реакцию, и потому сильнейшее душевное волнение охватило волевого, целеустремленного и решительного человека. То, что он был нужен в штабе ВВС для передачи боевого опыта, для подготовки других воздушных асов Покрышкин прекрасно понимал. Но после непрерывных боёв на фронте работа, даже предельно активная, не могла дать ему полностью проявить своё уникальное дарование рыцаря небесных просторов. В кабинетах штаба уже никогда не будет того высшего ощущения противоборства, когда в прицеле пулемётов и пушки мгновенно возникает мотор или кабина ненавистного Ме-109 или ещё более ненавистного бомбардировщика Ю-87. Можно ли было смириться неутомимому искателю бунта в небе с потерей прекрасных мгновений скоростной вертикальной атаки?

Непредсказуемая судьба в который раз внезапно бросила вызов пассионарию с совершенно неожиданной стороны и вопрос, как ей ответить, заслуживал упорной воли, реакции мысли и находчивости.

«Наутро я явился к начальнику отдела кадров с ответом. Мой отказ

удивил его и видимо, огорчил.

– Как так не «хочу»? – сказал, Орехов. – Ваш опыт нужен другим… Вам присвоят генеральское звание.

Надо было искать другой довод», – вспоминает Покрышкин и, не уклоняясь от направления беседы, ищет новые аргументы:

– Опыт у меня действительно есть, но я чувствую, что с такой большой должностью не справлюсь.

– Помогут.

И тогда я выпалил прямо.

– До конца войны с фронта не уйду» (17, с. 343).

Прямота характера как часть натуры Покрышкина преодолевает трудности беседы и оказывается более сильным приёмом дипломатического мастерства, чем многословные аргументы своей позиции. И вот здесь отчётливо проявляется глубинная природа героизма, который изнутри пронизан романтизмом. Психическая энергия концентрируется в тех локальных очагах сознания героя, когда ситуация требует одновременно глубокого проникновения в сущность внешних обстоятельств на данный момент времени, понимания субординации в высших военных кругах и предвиденья последствий каждого решения. Радикальное прагматическое решение романтика: «До конца войны с фронта не уйду». На следующий день состоялся разговор Покрышкина и маршала авиации А.А. Новикова. Покрышкин убеждает маршала в том, что как лётчик-истребитель он нужнее на фронте. Новиков соглашается, дав Покрышкину задание ознакомиться на авиазаводах с новыми истребителями. Так Покрышкин отстоял право на свою пассионарную роль в Великой Отечественной войне.